Майкл Коннелли - Тьма чернее ночи

Маккалеб протянул женщине руку.

– На самом деле формально я не детектив. Управление шерифа попросило меня помочь в расследовании.

Они пожали друг другу руки.

– Не понимаю, – сказала женщина. – Украли картину Босха?

– Нет, ничего подобного. Это Босх? – Маккалеб указал на картину.

– Не совсем. Возможно, копия одного из его произведений. Если так, то оригинал утрачен. Стиль и композиция его. Но, по общему мнению, это работа ученика его мастерской. Вероятно, картина написана после смерти мастера.

Она говорила, не отрывая взгляда от картины. Взгляд у нее был острый и дружелюбный, легко выдающий страсть к Босху. На вид ей было около шестидесяти, и, возможно, она посвятила жизнь изучению любимого вида искусства. Пенелопа Фицджералд удивила Маккалеба. После слов Скотта об ассистентке, работающей над каталогом творчества Босха, он ожидал увидеть изучающую искусство студентку. И молча раскритиковал себя за поспешность суждений.

Сидящий мужчина снова положил кисть и взял с рабочего стола чистую белую ткань, чтобы вытереть руки. Он повернулся на вращающемся стуле и наконец заметил Маккалеба и Скотта. Только теперь Маккалеб понял, что допустил вторую ошибку в суждениях. Мужчина не проигнорировал их. Он их просто не слышал.

Мужчина сдвинул увеличительные стекла на макушку, вытащил из-под передника и приладил на ухо слуховой аппарат.

– Простите. Я не знал, что у нас посетители.

Он говорил с резким немецким акцентом.

– Доктор Дерек Фосскюхлер, это мистер Маккалеб, – сказал Скотт. – Мистер Маккалеб ведет расследование, и ему надо ненадолго похитить у вас миссис Фицджералд.

– Понимаю. Хорошо.

– Доктор Фосскюхлер – один из наших специалистов-реставраторов, – добавил Скотт.

Фосскюхлер кивнул и посмотрел на Маккалеба, изучая его, как прежде изучал картину. Руки он не протянул.

– Расследование? Связанное с Иеронимусом Босхом?

– Косвенным образом. Я просто хочу узнать о нем все, что можно. Мне сказали, что миссис Фицджералд – специалист. – Маккалеб улыбнулся.

– Специалистов по Босху не существует, – ответил без улыбки Фосскюхлер. – Истерзанная душа, замученный гений... откуда нам знать, что на самом деле у человека на сердце?

Маккалеб просто кивнул. Фосскюхлер повернулся и бросил оценивающий взгляд на картину:

– Что вы видите, мистер Маккалеб?

Маккалеб посмотрел на картину и ответил далеко не сразу.

– Много боли.

Фосскюхлер одобрительно кивнул. Потом встал, опустил очки на глаза и наклонился к верхней части картины так, что его линзы оказались всего в дюйме от ночного неба над горящей деревней.

– Босх знал о демонах все, – сказал он не поворачиваясь. – Тьма...

Воцарилось долгое молчание.

– Тьма чернее ночи.

Снова воцарилось молчание, которое нарушил Скотт: заявил, что ему нужно вернуться в кабинет, и ушел. Еще через минуту Фосскюхлер наконец отвернулся от картины. Он не потрудился сдвинуть очки наверх, когда посмотрел на Маккалеба. Медленно сунул руку под передник и выключил слуховой аппарат.

– Я тоже должен вернуться к работе. Удачи в вашем расследовании, мистер Маккалеб.

Маккалеб кивнул. Фосскюхлер снова сел на вращающийся стул и взялся за крохотную кисточку.

– Мы можем пойти ко мне в кабинет, – сказала Фицджералд. – Там у меня есть все альбомы из нашей библиотеки. Я покажу вам работы Босха.

– Это было бы прекрасно. Спасибо.

Миссис Фицджералд направилась к двери. Маккалеб на мгновение задержался, бросив последний взгляд на картину. Его взгляд притягивала верхняя часть – клубящаяся тьма над пожаром.

Кабинет Пенелопы Фицджералд оказался закутком шесть на шесть в комнате, занимаемой несколькими ассистентами куратора. Она втиснула туда стул из соседнего закутка, где никто не работал, и предложила Маккалебу сесть. На столе в форме буквы "L" рядом с ноутбуком Маккалеб заметил цветную репродукцию в стиле картины, над которой работал Фосскюхлер. Она состояла из трех частей – самой большой была центральная – и изображала тот же хаос: множество фигур, разбросанных по пространству полотна, сцены разврата и пыток.

– Узнали? – спросила Фицджералд.

– Босх, верно?

– Подписанное произведение. Триптих "Сад наслаждений", находится в мадридском Прадо. Я как-то простояла перед ним четыре часа. И этого было недостаточно, чтобы разобраться во всем. Хотите кофе или воды, мистер Маккалеб?

– Нет, спасибо. И называйте меня Терри.

– А вы можете называть меня Неп.

Маккалеб поднял бровь.

– Детское прозвище.

Он кивнул.

– Итак, – продолжила Фицджералд, – у меня есть альбомы с репродукциями всех идентифицированных работ Босха. Расследование важное?

Маккалеб кивнул:

– По-моему, да. Убийство.

– А вы вроде консультанта?

– В свое время я работал в ФБР. Детектив из управления шерифа, назначенная на это дело, попросила меня ознакомиться с материалами и высказать свое мнение. Это и привело меня сюда. К Босху. Простите, я не могу вдаваться в детали дела. Я собираюсь задавать вопросы, но не смогу ответить на ваши.

– Черт! – Фицджералд улыбнулась. – Как увлекательно.

– Знаете, все, что можно, я обязательно буду говорить.

– Логично.

Маккалеб кивнул.

– Из слов доктора Фосскюхлера я понял, что о человеке, написавшем картины, известно немногое.

Фицджералд кивнула.

– Иеронимус Босх является загадкой, и не исключено, что останется загадкой навеки.

Маккалеб развернул на столе свои бумаги и начал записывать.

– Он обладал феноменальным воображением. Весьма необычным для своего времени. Или любого времени, коли на то пошло. Его творчество совершенно исключительно, пять веков спустя оно по-прежнему остается предметом изучения и все новых и новых интерпретаций. Однако большинство современных исследователей называют его провозвестником гибели. Творчество Босха наполнено знамениями рока и адских мук, предупреждениями о расплате за грехи. Короче говоря, его картины в основном содержали вариации на одну и ту же тему: глупость рода человеческого ведет нас всех в ад, ибо он – наше конечное предназначение.

Маккалеб быстро записывал, стараясь не отставать. И жалел, что не купил магнитофон.

– Славный малый, а? – заметила Фицджералд.

– Да уж. – Он кивнул на изображение триптиха. – Наверное, весельчак был.

Она улыбнулась:

– Точно так я и подумала тогда в Прадо.

– Какие-нибудь положительные качества? Он предоставлял приют сиротам, был добр с собаками, менял спущенные шины старым дамам – хоть что-нибудь?

– Вам надо вспомнить, когда и где жил Босх, чтобы по-настоящему понять, что он делал своим искусством. Хотя его творчество пронизано сценами насилия и изображениями пыток и страданий, то была эпоха, когда такое было в порядке вещей. Он жил в жестокое время, и его творчество отражает это. А еще картины отражают средневековую веру в то, что демоны повсюду. Зло таится во всех картинах.