Лорел Гамильтон - Смеющийся труп

Кто-то из них включил свет в гостиной. Теперь, когда никто не стрелял, зомби без помех заковылял вперед. Он шагал, как человек на прогулке – только у него не было головы и одной руки. Шагал он довольно бодро: наверное, чувствовал, что я рядом.

Он был в гораздо лучшем состоянии, чем первый зомби. Я могла его покалечить, но вывести его из строя – нет. Впрочем, я была согласна и на такой вариант. Я выпустила третью пулю в его левую ногу, куда я до этого уже дважды стреляла. Теперь у меня было больше времени, чтобы прицелиться, и прицел оказался точным.

Нога под ним подломилась. Он упал, но приподнялся и заковылял ко мне, подтаскивая себя рукой и отталкиваясь оставшейся ногой. Я улыбнулась, потом начала смеяться, но смех застрял у меня в горле. Я попятилась. После того, что он сделал со своей собственной рукой, я не хотела рисковать своими конечностями.

Я обошла его сзади, он начал разворачиваться ко мне проворнее, чем можно было бы ожидать. Для второй ноги потребуются еще две пули. Я не считала выстрелы. Сколько же патронов осталось в обойме – один, два или уже ни одного?

Я самой себе напоминала героя вестерна, у которого вышли патроны, но он берет плохого парня на понт. Только этой рухляди было все равно, остались у меня патроны или нет. Мертвых на понт не возьмешь.

Зомби все еще тащил себя и свою поврежденную ногу. Все дело в руке. Я почти безнадежно нажала курок, и его кисть осталась лежать на ковре, как красный цветок. Но зомби все равно надвигался, опираясь на культю.

Я потянула собачку, но услышала только щелчок бойка. Вот черт.

– Я отстрелялась, – сказала я и отступила. Зомби пополз за мной.

Старший полицейский схватил его за ноги и стал от меня оттаскивать. Одна нога медленно вывернулась из штанины и осталась у него в руке.

– Дерьмо! – Он отбросил ногу, и она задергалась на ковре, как змея с переломанным хребтом.

Труп упрямо стремился добраться до меня. Полицейский держал его за уцелевшую ногу, но зомби все равно не оставлял попыток. Он не оставит их до тех пор, пока его не сожгут или Доминга Сальвадор не отменит приказ.

В дверь ворвались еще несколько полицейских и накинулись на искалеченного зомби, как стервятники на кусок падали. Зомби брыкался и сопротивлялся. Он хотел вырваться и закончить свою миссию. Убить меня. Полицейских было достаточно много, чтобы не дать ему это сделать и держать его до тех пор, пока не приедут парни из лаборатории. Они сделают все, что нужно, на месте. Потом истребители сожгут зомби. Были попытки забирать зомби в морг для исследований, но даже крошечные кусочки тела умудрялись сбегать и прятаться в самых неожиданных местах.

В конце концов, судебно-медицинские эксперты решили, что все зомби должны быть достоверно мертвы перед перевозкой. Санитары и техники из лаборатории были согласны с таким решением. Я тоже – хотя знала, что огонь уничтожает не только зомби, но и почти все улики. Что ж, всегда приходится выбирать.

Я стояла в сторонке, прислонившись к стене. Обо мне в пылу схватки забыли. Прекрасно: на сегодня с меня хватит сражений. Только сейчас я сообразила, что на мне лишь футболка и трусики. Футболка, пропитанная кровью, липла к телу. Я пошла в спальню. Пожалуй, не помешает надеть штаны. Но у порога я остановилась.

Первый зомби шевелился на полу, как паук с оторванными лапками. Он был не в состоянии двигаться, но пытался. Кровавый обрубок по-прежнему стремился выполнить приказание. То есть прикончить меня.

Доминга Сальвадор хотела, чтобы я умерла. Два зомби; один почти новый. Она хотела меня убить. Эта мысль преследовала меня, как навязчивый мотивчик. Мы угрожали друг другу, да – но к чему такая жестокость? Зачем ей меня убивать? Я не могла предъявить ей законного обвинения, и она это знала. Так почему она приложила такие старания, чтобы меня убить?

Может быть, потому, что она что-то скрывает? Доминга дала слово, что не оживляла зомби-убийцу, но вряд ли ее слово чего-нибудь стоит. Это единственное объяснение. Она имеет какое-то отношение к тому зомби, которого мы ищем. Только какое? Она его оживила? Или знала, кто это сделал? Нет. Она сама его оживила – иначе зачем ей убивать меня на следующую же ночь после нашего разговора? Это было бы слишком большое совпадение. Доминга Сальвадор оживила эту тварь, но та от нее сбежала. Вот как было дело. Она, конечно, злодейка, но она не сумасшедшая. Она бы не стала оживлять зомби-убийцу просто затем, чтобы он потом разгуливал, где ему вздумается. Великая королева вуду по-королевски же и облажалась. И больше, чем все остальное, больше, чем погибшие люди или возможное обвинение в убийстве, ее волнует, чтобы никто не узнал, как она облажалась. Она не могла позволить себе так подрывать свою репутацию.

Я отвела взгляд от кровавых останков. Мои пингвины были все испачканы кровью и ошметками мяса. Смогут ли многострадальные работники службы быта их вычистить? С моей одеждой они управлялись довольно неплохо.

Пули, которыми я заряжала браунинг, не пробивают стены. Это вторая причина, по которой я предпочитаю именно их. Моим соседям не угрожает опасность быть случайно застреленными. Но пули полицейских превратили стену спальни в решето. Аккуратные дырочки были повсюду.

Меня еще ни разу не пытались убить в моем жилище: это не по правилам. У себя в кровати ты должен быть в безопасности. Знаю-знаю. У плохих парней нет правил. Еще и поэтому их называют плохими парнями.

Я знала, кто послал этих зомби. Дело за малым – найти доказательства. Господи, всюду кровь. Кровь и куски полуразложившегося мяса. Я давно привыкла к этому запаху. Но к такой вони... Вся квартира воняла. У меня лома почти все было белым: стены, ковер, кушетка, стулья. На белом фоне пятна крови казались яркими, как свежие раны. Дырки от пуль и трещины в штукатурке отлично гармонировали с ними.

Квартира разгромлена. Хорошо бы найти доказательства, что это Доминга, а потом, если повезет, отплатить ей той же услугой.

– Как аукнется, так и откликнется, – прошептав я, ни к кому конкретно не обращаясь. Слезы жгли мне глаза. Я не хотела плакать, но горло мне жег готовый вырваться крик. Что лучше – кричать или плакать? Наверное, все-таки плакать.

Прибыли санитары. Невысокая чернокожая женщина, на вид моя ровесница, подошла ко мне:

– Давай, милая, посмотрим, что тут с тобой стряслось. – Голос у нее был нежный, как и руки, уводящие меня от картины кровавой бойни. Я даже не возражала против того, что она называет меня “милая”.

Мне ужасно хотелось уткнуться в чьи-нибудь колени и чтобы меня утешали. Мне это было необходимо. Но недоступно.

– Милая, надо взглянуть, насколько серьезно кровотечение. А потом мы поедем в больницу.

Я покачала головой и словно издалека услышала собственный невозмутимый голос: