Тесс Герритсен - Хирург

— Что вы сказали Маркетту? — спросила она.

— То, что ему хотелось знать. Как был убит Пачеко. Я не стал лгать ему.

— Сукин сын.

— Вы думаете, мне хотелось рассказывать ему, как все было на самом деле?

— У вас был выбор.

— Так же, как и у вас, на крыше, — отпарировал он. — Вы сделали неправильный.

— А вы застрахованы от неправильного выбора, не так ли? Вы никогда не допускаете ошибок.

— Если я их и делаю, то сам за них расплачиваюсь.

— О да, — усмехнулась она. — Святой Томас, я совсем забыла. Мур подошел к ее столу и в упор посмотрел на нее.

— Вы один из лучших полицейских, с которыми мне доводилось работать. Но сегодня вы хладнокровно убили человека, и я это видел.

— Вы не должны были это видеть.

— Но я видел!

— Что мы там вообще могли видеть, Мур? Тени, шорохи, движение. Грань между правильным выбором и неправильным вот такая тонюсенькая. — Она показала это на пальцах. — И мы это допускаем. Как допускаем и то, что каждый из нас имеет право на сомнения.

— Я пытался сомневаться.

— Наверное, недостаточно сильно.

— Я никогда не стану лгать, чтобы выгородить коллегу, — проговорил он. И добавил: — Пусть даже и лучшего друга.

— Не забывайте, сколько мрази вокруг. Мы же с вами не такие.

— Если мы начнем врать, как тогда отличить «их» от «нас»? Где эта грань?

Она отняла от лица пакетик со льдом и показала на свою щеку. Один глаз заплыл, и вся левая половина лица была похожа на разноцветный надутый шар. Жуткое зрелище повергло его в шок.

— Вот что Пачеко сделал со мной. Это вам не дружеская пощечина, согласитесь. Вы говорите про «них» и про «нас». На чьей стороне был он? Я оказала обществу услугу, отправив его на тот свет. Никто, поверьте, не станет оплакивать Хирурга.

— Карл Пачеко не был Хирургом. Вы убили совсем другого человека.

Риццоли уставилась на него, похожая на зловещий образ с портрета работы Пикассо с лицом наполовину нормальным, наполовину гротесковым.

— У нас же совпала ДНК! Он был тем, кто...

— ...кто изнасиловал Нину Пейтон, да. Но с Хирургом у него нет ничего общего. — Мур положил ей на стол отчет из лаборатории по исследованию волос и волокон.

— Что это?

— Данные исследования волос с головы Пачеко. Цвет, структура, плотность кутикулы не совпадают с волосом, обнаруженным в ране Елены Ортис. Никаких признаков «бамбуковых» волос.

Она замерла, уставившись в отчет.

— Не понимаю.

— Пачеко изнасиловал Нину Пейтон. Это все, что мы можем сказать о нем со всей определенностью.

— Но и Стерлинг, и Ортис были изнасилованы...

— Мы не можем доказать, что это сделал Пачеко. А теперь, когда он мертв, мы этого уж точно не узнаем.

Риццоли посмотрела на него, и здоровая часть ее лица скривилась от злости.

— Это должен быть он. Найти в городе случайных трех женщин — и чтобы все они оказались жертвами изнасилования? Невероятно. А Хирургу это удалось сделать. Он уничтожил всех трех. Если не он их изнасиловал, откуда он знает, кого выбирать, кого резать? Если это не Пачеко, тогда кто-нибудь из его приятелей, партнеров. Какой-нибудь стервятник, питающийся падалью, оставшейся после Пачеко. — Она швырнула ему назад отчет из лаборатории. — Может, я убила и не Хирурга. Но в любом случае я убила подонка. Похоже, все об этом забыли. Пачеко был подонком. Разве мне не полагается медаль? — Она встала из-за стола и резко задвинула стул. — А вместо этого — служебное расследование. Маркетт превратил меня в посмешище. Большое спасибо.

Молча он смотрел, как она выходила из комнаты, не зная, что сказать, что сделать, чтобы заделать трещину, расколовшую их дружбу.

Он прошел к своему рабочему месту и опустился в кресло. «Я — динозавр, — подумал он, — неуклюже ступающий по земле, где правдолюбие презирается». Но сейчас ему некогда было думать о Риццоли. Дело против Пачеко рассыпалось, и они вновь охотились за безымянным убийцей.

Три изнасилованные женщины. Следствие опять вернулось к исходной точке. Как находил их Хирург? Только Нина Пейтон заявила об изнасиловании в полицию, Елена Ортис и Диана Стерлинг — нет.

Это была их личная травма, известная только самим насильникам, их жертвам и медикам, к которым они обращались. Но все трое проходили курс лечения в разных местах: Стерлинг — у гинеколога в Бэк-Бэй, Ортис — в пункте скорой помощи клиники «Пилгрим», Нина Пейтон — в женской клинике «Форест-Хиллз». Связи между персоналом, контактировавшим с жертвами, — врачами, медсестрами, администраторами — не просматривалось. Эти люди нигде не пересекались.

И все-таки Хирург каким-то образом узнал о том, что именно эти женщины были травмированы, и их боль привлекла его. Убийцы-маньяки ищут свою добычу среди самых уязвимых членов общества. Они выбирают женщин, которыми можно манипулировать, которых можно унизить. Женщин, которые не представляют для них угрозы. А разве можно найти существо более беззащитное, чем изнасилованная женщина?

Выходя из кабинета, Мур задержался взглядом на стенде, где были вывешены фотографии Стерлинг, Ортис и Пейтон. Три женщины, три жертвы насилия.

«И четвертая».

Кэтрин, изнасилованная в Саванне.

Он вздрогнул, когда ее образ вдруг возник в памяти. Образ, который он никак не мог причислить к этой галерее жертв.

«И опять все возвращается к тому, что произошло той ночью в Саванне. Все возвращается к Эндрю Капре!»

В сердце Мехико человеческая кровь когда-то лилась рекой. Под фундаментами современных зданий лежат руины храма майя, самого величественного строения ацтеков, возвышавшегося над древним Теночтитланом. Здесь десятки тысяч невинных были принесены в жертву богам.

Когда я бродил по этой священной земле, мне было странно и одновременно забавно, что по соседству с руинами древнего храма вырос собор, где католики зажигают свечи и возносят молитвы милосердному Господу. Они преклоняют колена на том месте, где когда-то камни были скользкими от крови. Я пришел сюда в воскресенье, не зная, что по воскресеньям памятник древней архитектуры открыт для бесплатного посещения, и музей храма был наполнен голосами детей, радостным эхом разносившимися под его сводами. Меня не волнуют дети, не раздражает беспорядок, с ними связанный; впрочем, если я когда-либо вернусь сюда, то не стану посещать музеи по воскресеньям.

Но это был мой последний день в городе, так что пришлось мириться с шумом и гвалтом. Мне хотелось увидеть экспонаты с раскопок, и я направился в зал номер два. Зал ритуальных жертвоприношений.

Ацтеки верили, что смерть необходима ради жизни. Чтобы сохранить священную энергию мира, оградить его от катастроф, не дать солнцу погаснуть, богам нужно приносить в жертву человеческие сердца. Я стоял в зале и видел замурованный под стеклянным колпаком жертвенный нож, которым кромсали плоть. У него было имя: Текпатль Ишкуахуа. Что в переводе с языка майя означало: «нож с высоким лбом». Лезвие его было сделано из кремния, а рукоятка имела форму человека, стоящего на коленях.