Эдвин Хилл - Пропавшие

Значит, сплетни уже и до материка добрались. Что, интересно, полиция штата теперь считает правдой?

– И что же болтают? – спросил Рори.

– Какая разница? Это же неправда? Вы что, действительно умыкнули мальца, одновременно пытаясь предотвратить аварию с паромом? На глазах у половины города? Разве такое возможно? Если не считать мотива и средств, была ли у вас возможность? В тот день на остров искать ребенка Трея примчалась половина полиции штата. Если бы что-то из слухов было правдой, кто-нибудь из нас это выяснил бы. И скорее всего, я. Потому что я чертовски хороша в своем деле. Для меня все эти разговоры – пустая брехня, и если вы о ней забудете, то и она забудет о вас. Сегодня мы с вами берем ситуацию в свои руки, только перестаньте уже вести себя как идиот. Оставьте это Трею. Ясно вам? Мне вы нужны собранным, особенно когда привезут на допрос мамашу.

– Трей меня и близко к Френки не подпустит.

– Если Трей вас ни в грош не ставит, платите той же монетой. Иначе нельзя, только так он станет вас уважать. Можете попрактиковаться в паре со мной. Я всегда играю в доброго копа, так что вы сегодня будете козлом. Охуевшим козлом.

Рори рассмеялся.

– Нравится, как я ругаюсь? – спросила Барб. – Знаете что? Мне известны все ругательства, даже самые грязные. А если у Френки Салливан есть какие-то тайны, их надо выведать. Сегодня же. Даже если мне придется произносить слово на букву «п». Вы ведь жили с ней на этом острове. Что скажете?

– Я ее почти не знаю. Она приехала-то пару недель назад.

– Из ниоткуда?

– Люди у нас прячутся.

– Есть мысли, от чего она бежала?

– Нет, просто у меня такое впечатление создалось при виде Энни.

– Что за Энни?

– Еще одна беглянка, появилась тут неожиданно, чуть раньше Френки.

– Что с наркотиками? С теми, которые принял ваш брат. Эти женщины как-нибудь с ними связаны?

– Наркотики на острове уже давно, и это уже ваша забота. Наркотой занимается полиция штата. Я-то местный.

– Один – ноль в вашу пользу, – признала Барб. – А эта Энни… От чего она бежит?

Если Рори что и знал об Энни и Френки, так это то, что на острове им – и бедам, которые они принесли, – не место.

Дверь в общественный центр с треском распахнулась, и внутрь вбежал Нейт:

– Дерево упало! У пивоварни. Прямо на пикап. Люди не могут выбраться из машины.

– Господи Иисусе, – проворчала Барб. – Как же некстати. У нас и оборудования-то подходящего нет.

Она взглянула на Рори, и тот махнул рукой в ее сторону.

– Идите, – сказал он. – Я буду здесь, держать оборону.

Барб кивнула и, натянув капюшон, выбежала на улицу.

После ее ухода Рори сидел в тишине, вслушиваясь в рев ветра и шум дождя, хлещущих здание, теряясь в собственных мыслях, тогда как радио то и дело, потрескивая статикой, сообщало новости о том, что творится в поле. Рори прошел в классную комнату и глянул, как там детки. Оливер сидел в кругу с остальными, в то время как учительница читала им сказку. Мальчик вскинул руку, и Рори дал пять. Они почти все лето не виделись. Хотелось подхватить его на руки и, кружась, пронести по всей комнате. Однако Рори счел благоразумным не приближаться к мальцу. Не хотел, чтобы история повторялась. Он помнил Пита совсем маленьким. Помнил его в возрасте Оливера, ту еще занозу – братец таскался за ним по всему острову, требовал, чтобы его взяли в игру.

– Не отталкивай его, – говаривала мама.

Сейчас он жалел, что не слушал. Точнее, стал жалеть чаще.

В общественном центре зазвонил телефон. Рори под дождем бросился к аппарату и снял трубку.

– Данбар слушает.

Сперва он даже не узнал голос на том конце провода, а потом забыл обо всем на свете: инструкциях, запросе поддержки, обязанностях в общественном центре… Бросив трубку, он побежал.

В потемневшем небе клубились тучи. Холодные струи дождевой воды хлестали Энни по голой коже. Ветер и море ревели, но слышала она только тяжелое дыхание Трея и была счастлива.

Она была не просто счастлива.

Ощущала себя цельной. Довольной. Достойной. Она ощущала себя сильной и здоровой. Крепкой. Как будто впервые за долгое время что-то да значила. Часть ее ненавидела себя за то, что ее собственное достоинство так сильно зависит от чужой страсти, но, боже, как же хорошо было снова быть желанной! А понимание того, что Лидия – единственная во всем мире, кому Энни не желает зла, – хочет лишь Воуна, значило для нее все. В те несколько коротких недель, что длилась интрижка с Треем, Энни мучилась угрызениями совести. Лидия же ее лучший друг! А спать с мужем лучшей подруги… Как она посмела?! Зато теперь можно жить дальше. Их дружбе с Лидией ничто не мешает! Они все станут дружить, встречаться по субботам, жарить бургеры и играть в червы. Лидия и Воун; Энни и Трей.

Трей подкатился к ней.

– Я тебя люблю, – прошептала Энни.

Или же сказала мысленно.

О таком она боялась даже подумать, не то что заговорить вслух, однако первое прикосновение Трея все изменило.

Энни положила голову ему на сгиб локтя и вообразила, что вместо холодного гранита под ними – матрас и они лежат на мягких простынях и подушках. Слышно, как топают ножки Оливера и пахнет свежим кофе.

Кофе.

Все это – переплетенные жизни, бардак, Лидия, Трей, Энни, а теперь и Воун, – началось со стаканчика кофе. Точнее, со стаканчиков.

С первого дня на острове Энни каждое утро заходила в пекарню и брала кофе, иногда точно отсчитывая сумму мелочью, которую набрала накануне – на тропинках, вблизи скамеек для пикника, на пляже. Прежде она понятия не имела, как сильно может повлиять на день наличие лишь одного доллара. Трей, когда не служил на материке, тоже заглядывал в пекарню по утрам, и в один солнечный июльский день, поедая Энни взглядом, он поздоровался с ней:

– Доброе утро.

Трей для нее был недосягаем, это Энни поняла сразу. К тому времени – а началось это после случая с Оливером – они с Лидией уже подружились, что, впрочем, не мешало Энни приходить в пекарню одновременно с Треем, к 7:45. То есть не совсем одновременно, а чуть позже: она шла, то ускоряя, то замедляя шаг, подгадывая так, чтобы прийти следом за ним. Становилась в очередь, иногда кивая и здороваясь, а порой делая вид, что не знает его. Могла позволить своей руке чуть задеть его. Она тешила себя фантазиями, не видя в них ничего дурного.

Но вот где-то в конце августа она повстречала Трея у школы. Он писал кому-то сообщение, а Оливер в это время катался с горки.

– Вы его так потеряете, – предупредила Энни, подхватывая мальчика и относя его отцу.

Оливер вертелся, требуя, чтобы его отпустили. Тогда Энни высоко подняла его над землей, и он тут же завизжал от восторга. Трей даже оторвался от экрана мобильника. Энни поставила Оливера на ноги, но потом еще долго, как аромат изысканных духов, помнила ощущение нежного пушка на его щечках и чувство, что она кому-то нужна.