Стефани Оукс - Священная ложь [litres]

– Откуда вы знаете?

– Беседовал с ним недавно, – отвечает доктор Уилсон. – Он сказал, что хотел бы с тобой поговорить.

– Ни за что!

– Боишься снова потерять над собой контроль?

– Нет, – уверенно отвечаю я.

Этого я совершенно не боюсь. Я боюсь того, что могу увидеть в его глазах. Его глаза – вот что по-настоящему меня пугает.

– Ты часто вспоминаешь тот вечер? – спрашивает доктор Уилсон.

– Нет. Стараюсь как можно реже.

– Почему?

– Я только что сбежала из Общины. Только что увидела, как умер Джуд. Много часов бродила в темноте, не зная, встречу ли вообще хоть одного живого человека. Не самые приятные воспоминания в жизни…

– Нельзя вечно закрывать глаза, так и до навязчивой идеи недалеко, – говорит доктор Уилсон. – Вспоминать – это необязательно плохо.

Я знаю, что он прав. Чем больше гоню от себя мысли про ту ночь под мостом, тем упорнее они лезут в голову, и я начинаю бояться, что когда-нибудь и вовсе на них зациклюсь. Глаза Филипа Ланкастера – вот и все, что я перед собой вижу.

– В тот вечер было очень холодно, – начинаю я. – Порой мне кажется, что все это приснилось, а потом я вспоминаю про холод… Я думала, что никогда уже не отогреюсь.

Я много часов блуждала в поисках города. Землю к тому времени засыпало снегом, и я шла, ориентируясь на тусклые отблески у горизонта и смутные запахи бензина, так не похожие на бодрящую свежесть в горах. Из темноты проступали очертания зданий, слышался шум машин, несущихся мимо по трассе.

Я шла вдоль реки всю ночь и остановилась передохнуть под старым ржавым мостом. Потом узнала, что именно здесь случились все нашумевшие в Миссуле убийства. Сперва подростки забили до смерти бомжа. Потом два наркомана повздорили из-за полупустой бутылочки сиропа от кашля. Вокруг не было ухоженных парков, какие я всегда представляла в городе: усыпанные древесными опилками тропинки, по которым бегают молодые люди в кроссовках, магазинчики, пахнущие кофе, и шумные лабрадоры. Не о таком месте я мечтала все эти годы. Вода под мостом была бурой, а на слякотном берегу валялись автомобильные покрышки.

– Эй! – окликнул меня из-за спины голос.

Сердце екнуло. Я так долго стояла, прислонившись плечом к ржавой опоре моста и глядя на реку, что пропустила появление незнакомца.

– Что у тебя с руками?

Склонив голову набок, парень уставился на мои культи. Тем вечером я нацепила перчатки, но пальцы, пустые и плоские, торчали во все стороны.

– Ничего, – огрызнулась я.

Парень был немногим старше меня; он топтался, исходя бледным дыханием на морозе и удивленно вскинув брови. Я заставила себя отвести взгляд. Наверх вела только одна тропинка. Скользкая от снега – на такой несложно свернуть себе шею.

Дорогу загораживал парень. Я хотела шмыгнуть мимо него.

– Постой! – велел тот. – Давай хоть немного поговорим. А то со мной больше никто не разговаривает.

В нем сквозило что-то неправильное… Прежде всего, несмотря на лютый мороз, он был одет в одну лишь светлую рубаху вроде ночной сорочки и широкие джинсы. Но смущало даже не это, а то, как он озирался по сторонам – словно прожектор, выискивающий в темноте беглеца.

Парень вдруг вытянул руку и сорвал с меня перчатку. Я тут же спрятала культю под куртку, однако он успел заметить багряно-красный обрубок.

– Н-не трогай меня, – тихо попросила я.

– Т-ты только не убегай, – взволнованно выдал он. – Я такой же, как и ты. Тоже кое-что потерял!

Я чуть заметно повернула голову.

– Что ты потерял?

– Душу.

Я, шатаясь, отошла на пару шагов. Сердце застучало вдвое быстрее.

– Я ее потерял, – повторил незнакомец. – И пытаюсь найти.

– Как можно потерять душу? – не удержалась я от вопроса, тем временем выискивая пути к побегу.

– По-разному. Но чаще всего как у меня. – Он глубоко вдохнул. – Ее забрал дьявол.

– Дьявол… – повторила я.

Парень закивал, и я вдруг осознала, что он верит в каждое свое слово. По коже поползли ледяные мурашки.

Я кашлянула в локоть.

– Мне пора.

– Постой! Пожалуйста, помоги!

Голос прозвучал тихо и с мольбой.

– Чем помочь?

– Найди мою душу. Пожалуйста, – взмолился парень. – Мне просто надо, чтобы кто-то понял.

Он схватил меня за руку. Ледяная ладонь сомкнулась на культе, и меня пронзило сильной, как электрический разряд, дрожью.

– НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!

Я отдернула руку, поскользнулась на льду и тяжело упала на спину.

Незнакомец навис надо мной тенью на фоне падающих белых лепестков и чернеющего остова моста. Я вцепилась ему в лодыжку и опрокинула на мерзлую землю. Вскочила на ноги и уставилась на него сверху вниз.

Глаза у парня были огромными и сияли, как факел. Я охнула, увидев их цвет. Зеленый. Яркий. Словно бутылочное стекло. Божественно-зеленый.

Решение ударить было абсолютно осознанным. Я могла убежать, если б захотела. Но я не хотела. Я хотела причинить ему боль. На мне были ботинки из дома Джуда. Я не знала, что носы у них подбиты сталью – именно поэтому они так смачно вреза́лись в живот. Я-то думала, это потому, что я такая сильная. В груди расцветало нечто вроде гордости. Я фыркала, горячая кровь бежала сильнее, и меня это радовало.

Сила. Фиолетовые пятна в уголках глаз. Язык, жадно скользящий по губам. И больше никакого холода!

Незнакомца звали Филип Ланкастер. Он оказался сыном известного в Сиэтле программного инженера. Учился в университете Монтаны. А еще у него была параноидальная шизофрения. Я выбила ему коренные зубы с правой стороны. Порвала селезенку. Под конец он не мог даже плакать.

Наконец на меня набросился прежний холод. Я глядела на парня сверху вниз, руки тряслись, а мышцы дергало, будто сквозь них пропускали ток. Кровь на ботинках была столь яркой, что почти светилась.

Интересно, что подумал бы Джуд, увидев меня такой?

Я согнулась пополам, выплескивая из желудка едкую кислоту.

– Он винит тебя не так уж сильно, как ты думаешь, – сообщает доктор Уилсон.

– Филип? – спрашиваю я, вздрагивая при звуках его имени.

Доктор кивает.

– Он знает, что напугал тебя. И снова принимает лекарства.

Воспоминания о той ночи слишком свежи, почти как живые. Когда я нащупываю их разумом, они кажутся холодными, темными и острыми, словно металл, который приходится обшаривать вслепую, пытаясь определить его форму и размеры.

Полагаю, у нас с Филипом кошмары одинаковые, только мучают по-разному.

– Такое простить нельзя, – говорю я. – Я бы не смогла.

– Хочешь послушать, что он мне сказал? – спрашивает доктор Уилсон. – Он сказал, что не всегда сознает, где реальность, а где вымысел. Разум часто его подводит. И в этом он похож на тебя.

– Почему?

– Филипу тоже пришлось несладко. Можно сказать, у него есть свой Пророк. Только в голове.