Эбигейл Дин - Девушка А

— Да, это точно.

Начальница выгрузила содержимое карманов и прошла через рамку. На конвейере оказались ее рабочий пропуск, розовый веер и детский солнцезащитный крем.

— Мы все в семье рыжие, — пояснила она. — Совсем не приспособлены к таким солнечным дням.

С фотографии на пропуске смотрела молоденькая девушка, которой, казалось, не терпелось приступить к работе.

Мои карманы пустовали, и я просто отправилась следом за начальницей.

Внутри тоже никого не оказалось. Мы прошли через зону для посетителей. Пластиковые столы и закрепленные стулья неподвижно стояли в ожидании следующего сеанса свиданий. В другом конце помещения обнаружилась металлическая дверь без окошек, и я подумала, что где-то за ней жила Мать — там начинался и заканчивался каждый из ее ничтожных дней. Я коснулась одного из стульев мимоходом и представила, как мои сестра и брат сидели здесь, в этой душной комнате, и ждали, пока к ним выведут Мать: Далила часто ее навещала, а Итан пришел однажды — продемонстрировать благородство. Потом он еще написал заметку в The Sunday Times , она называлась «Трудности прощения». Трудностей у него отыскалось много, и все они оказались вполне предсказуемы.

В кабинет директора вела другая дверь. Начальница поднесла пропуск к стене и охлопала себя в поисках последнего ключа, который оказался в левом нагрудном кармане. К нему был прикреплен прозрачный кармашек с фотографией, полной рыжеволосых детей.

— Ну вот, — сказала она. — Мы пришли.

Шероховатые стены, окна с видом на автотрассу — кабинет не впечатлял. Видимо, понимая это, хозяйка решила, что так не годится, и в помещении появились солидный письменный стол из дерева и офисное кресло. У нее нашлись средства и на два кожаных дивана — для разговоров по душам. На стенах висели ее дипломы и карта Соединенного Королевства.

— Мы с вами совсем не знакомы, но я хотела бы кое-что сказать вам, прежде чем к нам присоединится адвокат.

Она махнула рукой в сторону диванов. Я терпеть не могла вести официальные беседы на мягкой мебели: никогда не знаешь, как лучше сесть. На столике перед нами лежали картонная коробка и тонкий коричневый конверт, на котором были написаны имя и фамилия Матери.

— Надеюсь, вы не расцените это как бестактность, — начала она, — но я помню вас и вашу семью по тогдашним новостям. Мои дети были совсем маленькими. Те заголовки — они долго не шли у меня из головы, даже когда я еще не устроилась сюда. Здесь у нас чего только не увидишь. Что-то попадает на полосы газет, что-то — нет. И даже спустя столько лет некоторые истории — их совсем мало — все же поражают меня. Знакомые спрашивают: «Неужели ты еще чему-то удивляешься?» Что ж, я отказываюсь не удивляться.

Она вытащила веер из кармана костюма. Теперь можно было разглядеть, что его сделал или ребенок, или кто-то из заключенных.

— Ваши родители удивили меня, — подытожила она.

Я смотрела мимо нее — солнечный луч подрагивал на оконной раме, стремясь ворваться в комнату.

— То, что вы пережили, — ужасно. Все мы, кто работает здесь, надеемся, что вы сумеете это преодолеть, и желаем вам обрести покой.

— Если вы не против, давайте все же перейдем к тому, зачем я приехала, — сказала я.

Адвокат стоял за дверью наготове, как актер, ожидающий своего выхода. На нем был серый костюм с веселеньким галстуком, и адвокат в нем сильно потел.

Он присел на диван, кожаная обивка скрипнула. Представился:

— Билл. — И тут же снова вскочил, чтобы пожать мне руку.

Ворот его рубашки промок от пота и стал таким же серым, как костюм.

— Я знаю, — сразу продолжил он, — что вы тоже юрист.

Он оказался моложе, чем я ожидала. Может, даже младше меня. Вероятно, мы учились в университетах примерно в одно время.

— Всего лишь штатный юрист в компании, — ответила я и, чтобы придать ему уверенности, добавила: — Я ничего не смыслю в завещаниях.

— Ничего, как раз для этого я и здесь.

Я улыбнулась ему ободряюще.

— Что ж, тогда приступим, — произнес Билл и побарабанил пальцами по коробке. — Это личные вещи, а этот документ — ее последняя воля.

Он пододвинул ко мне конверт, я взяла его и вскрыла. В завещании, написанном Маминым нетвердым почерком, было сказано, что Дебора Грейси назначает дочь, Александру Грейси, исполнителем своей воли; что все имущество Деборы Грейси, состоящее: первое — из личных вещей, находящихся в тюрьме Ее Величества Нордвуд; второе — из двадцати тысяч фунтов стерлингов, унаследованных ею от мужа, Чарльза Грейси, после его кончины; третье — из недвижимого имущества, расположенного по адресу: Холлоуфилд, Мур Вудс-роуд, 11, — надлежит разделить поровну между всеми ныне здравствующими детьми Деборы Грейси.

— Исполнителем, — повторила я вслух.

— Насколько я понял, она была уверена, что вы справитесь, — сказал Билл.

Я рассмеялась. Мне представилась Мать, сидящая в камере: как она перебирает светлые волосы, длинные-предлинные, доходящие до самых колен. Она могла спокойно сидеть на них — это была ее фишка. Она составляет завещание под руководством Билла, который жалеет ее и от души желает помочь — и потеет, совсем как сейчас. У него куча вопросов, а Мать держит ручку, и ее бьет дрожь напускного отчаяния.

— Быть исполнителем, — объясняет ей Билл. — Это почетно. Правда, с другой стороны, — это, конечно, административная ответственность; кроме того, исполнитель обязан общаться с бенефициарами [2] В данном контексте бенефициары — это все остальные лица, которые получают наследство помимо исполнителя воли. .

И Мать — с пожирающим ее желудок раком, сознающая, что издеваться над нами ей осталось считаные месяцы, — точно знает, кого ей назначить.

— Вы не обязаны за это браться, если не хотите, — сказал мне Билл.

— Я понимаю.

Билл повел плечами.

— Давайте я объясню вам самое основное. Наследство не очень большое, это не займет много времени. Самое главное — то, о чем важно не забывать, — это держать бенефициаров в курсе. Как бы вы ни решили распорядиться наследством, в первую очередь вам следует получить на то согласие ваших родственников.

У меня был забронирован билет назад до Нью-Йорка на завтрашний дневной рейс. Я подумала о прохладном воздухе салона, об аккуратненьких меню, которые раздают сразу после взлета. Представила, как после трех дней, убитых напитками из бара, я погружаюсь в путешествие, затем просыпаюсь — а снаружи теплый вечер, и черная машина ждет меня, чтобы отвезти домой.

— Мне нужно все обдумать, — сказала я. — Сейчас не самое подходящее время.

Билл подал мне листочек в линейку; имя и номер телефона были написаны от руки. Визитки тюремным бюджетом не предусмотрены.

— Буду ждать от вас звонка. И если вы не захотите, то, может, подскажете, кто захотел бы? Кто-то еще из бенефициаров, возможно?