Джон Харт - Вниз по реке

День ослепил меня, как взрыв, когда я вышел наружу. Солнце впивалось в затылок, спиртное клокотало в пустом желудке. Я вновь и вновь проигрывал в голове ее слова и выражение ее лица – холодное, жесткое сожаление.

Не успел я дойти до машины, как услышал за спиной шаги.

Крутнулся на месте, вскинув руки. Такое уж это было место. В нескольких футах от меня стоял один из байкеров, сидевших тогда вместе с Сарой. Шесть футов два дюйма, в кожаных ковбойских чапсах [34] Чапсы (чапы) – рабочая одежда ковбоя, нечто вроде кожаных чехлов, которые надеваются поверх обычных штанов, чтобы защитить ноги всадника во время езды по пересеченной местности. и плотно прилегающих к лицу панорамных темных очках. Седина у него в бороде казалась на солнце скорее желтой. Никотиновые полоски в уголках рта. Я дал бы ему порядка шестидесяти. Жестких, брутальных шестидесяти. Пистолет, который оттягивал ему штаны, был сплошь хромированный.

Он вытянул руку с зажатым между двух пальцев клочком бумаги.

– Она хочет, чтобы ты передал это тому мужику в крытке.

– Долфу Шеперду?

– Без понятия.

Я взял бумажку – сложенную салфетку. На ней свободно раскинулись три рукописные строчки, синие чернила кое-где расплылись по мягкой бумаге. «Хорошие люди любят тебя и хорошие люди будут помнить, за что ты стои́шь горой. Я прослежу».

– Что все это значит? – спросил я.

Байкер чуть подался вперед.

– Не твое собачье дело.

Я глянул мимо него на дверь. Он увидел, что я раздумьях, и бросил руку к пистолету на ремне. Под грубой кожей дернулись мышцы.

– В этом нет необходимости, – сказал я.

Желтые усы двинулись в уголках рта.

– Ты расстроил Сару. Больше не дергай ее.

Я обвел его взглядом с головы до ног, и его рука осталась на рукоятке пистолета.

– Можешь считать, что это предупреждение.

Городскую черту Солсбери я пересек только уже к вечеру. Разболелась голова, и я чувствовал себя совершенно опустошенным. Срочно требовалось хоть что-то хорошее, так что я позвонил Робин, которая ответила уже на втором гудке.

– Ты на сегодня закончила? – спросил я.

– Осталось кое-что доделать по мелочи. Ты где?

– В машине.

– Ты в порядке? Что-то мне твой голос не нравится.

– По-моему, я схожу с ума. Может, пересечемся выпить?

– В обычном месте?

– Буду в баре, – сказал я.

Мы не были в нашем обычном месте вот уже пять лет. Там оказалось почти пусто.

– Мы откроемся только через десять минут, – сообщила мне распорядительница [35] Даже в самых маленьких американских ресторанчиках и барах посетителей часто встречает специальный распорядитель, обычно женщина (hostess), исполняющая те же функции, что и метрдотель в большом ресторане. на входе.

– А можно я просто посижу в баре?

Она замешкалась с ответом, так что я быстро поблагодарил и направился к стойке. Барменша ничуть не возражала против того, чтобы приступить к работе на несколько минут пораньше. У нее были высокая прическа, длинный нос и решительная рука. Я успел приговорить две порции бурбона, когда наконец показалась Робин. Бар был по-прежнему пуст, и она поцеловала меня по полной программе, ничуть не стесняясь. Затем сообщила:

– Про Долфа пока ничего. – И тут же спросила: – Случилось что?

Случилось слишком уж много чего. Слишком много информации, перепутавшейся между собой. Сейчас я не мог даже пытаться ее расплести.

– Всё, – сказал я. – И ничего, о чем я хотел бы поговорить.

Робин села и заказала то же самое, что и я. Ее глаза были встревоженными, и я понял, что день у нее был тоже не сахар.

– Я создаю тебе проблемы? – спросил я.

Она пожала плечами, но слишком уж быстро.

– Не у многих копов общая история с двумя подозреваемыми в убийстве. Это многое усложняет; я уже и забыла, каково это – быть белой вороной. Люди смотрят на меня совсем другими глазами. Остальные копы.

– Прости, Робин.

– Не переживай. – Она подняла стакан. – Будем!

Мы прикончили свои напитки, поужинали и отправились к ней домой. Забрались в постель и тесно прижались друг к другу. Я был совершенно никакой, сыт по горло событиями дня, и она тоже. Я пытался не думать про Долфа, страдающего от одиночества, или о том, что поведала мне Сара. В основном мне это удалось. Моей последней мыслью перед тем, как провалиться в сон, было то, что Джейми мне так и не позвонил. После этого сны чертовски быстро нашли меня, налетая один за другим короткими злыми вихрями. Видения. Обрывки воспоминаний. Я видел кровь на стене и белого оленя, который двигался со звуком ломающегося камня. Сару Йейтс, поднявшую лицо и улыбающуюся ночи – ночи светлой, как день. Свою мать под мостками, ее горящие огнем глаза. Кожаного человека с серебряным пистолетом.

Проснулся я в тот момент, когда тянулся к этому пистолету, заткнутому за ремень байкера, – едва не свалившись с кровати, с криком, комком застрявшим где-то в самой глубине горла. Робин сонно потянулась ко мне, прижалась гладкой горячей грудью мне к ребрам. Хватая ртом воздух, я заставил себя лежать неподвижно. Тело было скользким от пота, а твердый черный воздух давил в окна.

«Она покончила с собой из-за меня…»

Было еще темно, когда Робин чмокнула меня в щеку.

– Кофе готов, – сказала она. – Я ухожу.

Я перекатился на спину. Ее лицо мутным пятном маячило надо мной. Я чувствовал запах ее кожи, волос.

– Ты куда? – спросил я.

– Хочу найти Зебьюлона Фэйта.

Я заморгал.

– Ты серьезно?

– На нас так и валятся всякие плохие вещи. Нужно, чтобы наконец произошло что-то хорошее. Я держалась в стороне, поскольку это дело округа, но уже устала ждать от них хоть какого-то прорыва. Займусь всем этим сама.

– Ты разозлишь Грэнтэма.

– Я начинаю себя чувствовать в точности как ты. В жопу Грэнтэма. В жопу политику.

– Ты думаешь, это Зебьюлон Фэйт напал на Грейс?

– Поначалу не думала. Слишком уж очевидно. А теперь уже не настолько в этом уверена. На нем много чего, за что надо ответить. Короче говоря, я хочу поговорить с ним. Я привыкла доверять своей интуиции.

– А что УБН?

– Посмотрели на наркоту, которую мы изъяли, подтвердили, что лекарства от простуды краденые… Они будут тут вести расспросы, но в данном случае проку от них практически никакого.

Я сел на кровати и глянул на часы. Пять сорок пять.

– Он залег на дно, – продолжала Робин, – хотя и не думаю, что подался куда-то слишком уж далеко. Его сын мертв, его наркотики изъяты, и он знает, что мы его ищем; но он упертый, он злобный и по-прежнему думает, что из всей этой ситуации есть какой-то выход. У Фэйта тридцать акров, которые стоят семизначной цифры. Он будет сидеть в какой-нибудь темной норе неподалеку – по крайней мере, пока сделка с энергетической компанией находится в подвешенном состоянии. Начну с его известных подельников. Если понадобится, выжму из них все соки, меня это не смущает.