Джон Харт - Вниз по реке

– Эй, Джейми! – произнес я. – Насчет пожара и всего прочего. То, что случилось тогда на поле…

Я сделал намеренную паузу, дожидаясь, пока он посмотрит на меня, пока его глаза не сфокусируются.

– Прости, что я так тебе навалял. Это, наверное, самая страшная часть, так?

Джейми понадобилась секунда, чтобы это осмыслить, а потом напряжение спало с его лица, и мне показалось, что он и в самом деле улыбается.

– Да иди ты! – отозвался он и ткнул меня кулаком в руку так, что было действительно больно.

Остаток пути мы проделали легко.

Почти.

Буквально через несколько секунд после того, как мы пересекли городскую черту, Робин воткнула мигалки. Меня это не удивило. Ее «земля». Вполне объяснимо. Я зарулил на парковку какого-то продовольственного магазинчика и вырубил мотор. Все принимало нехороший оборот, и я ее ни в чем не винил. Мы встретились на асфальте перед капотом ее машины. Она вся состояла из острых углов и отрытого неудовольствия. Держала руки по швам, пока не подошла вплотную, после чего тут же влепила мне оплеуху, от души.

Я смирился с этим, и Робин сделала это еще раз. От второй пощечины можно было бы и уклониться, но я не стал. Ее лицо было полно неистового гнева и намека на слезы. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но была слишком взвинчена. Отошла в сторонку и остановилась, отклонившись от меня всем телом. А когда повернулась обратно, эмоции вновь оказались словно за бронированным стеклом. Я видел лишь намеки на них – какие-то темные вихри, но ее голос был безупречен:

– Я думала, мы обо всем договорились. Ты и я. Одна команда. Я сделала свой выбор. Мы об этом говорили. – Робин подступила ближе, и я увидел, что гнев сменила обида. – О чем ты вообще думал, Адам?

– Я пытался защитить тебя, Робин. Я не знал, как далеко все это зайдет, и не хотел тебя впутывать.

– Только вот не надо, – сказала она.

– Могло произойти все что угодно.

– Не оскорбляй меня, Адам. И даже и на минуту не думай, что Грэнтэм идиот. Никто никогда не поверит, что вы приехали туда просто дружески поболтать. – Робин опустила руки. – Они там досконально все осмотрят. И если найдут что-то инкриминирующее, тогда сам Господь всемогущий ничем не сможет тебе помочь.

– Он поджег ферму, – произнес я. – Он напал на Грейс, пытался убить меня.

– И убил своего собственного сына? – последовали ее холодные слова. – В эту игру замешаны и другие стихии. Те вещи, которых мы не понимаем.

Я отказывался давать задний ход.

– Значит, буду иметь дело с тем, что у меня под носом.

– Все не так просто.

– Он заслужил это! – выкрикнул я, сам оцепенев от силы своей собственной реакции. – Этот поганец заслужил смерть за то, что натворил! То, что он сделал это сам, – правосудие в самой идеальной его форме!

– Да иди ты к черту! – Робин принялась расхаживать взад и вперед, и там, где ее бронированное стекло подалось, я увидел черный туман. – И это дает тебе право претендовать на гнев – будто ты единственный, кто пострадал? Что в тебе такого особенного, Адам? Ты сам прожил всю свою жизнь так, будто тебе никакие законы не писаны. Ты лелеешь свой гнев, словно это он делает тебя особенным. Ну что ж, позволь мне сказать тебе кое-что…

– Робин…

Она поднесла мне к носу кулак. Ее лицо напряглось.

– Страдают все.

Вот и всё. Робин уехала, полная отвращения, не оставив мне ничего, кроме гнева, который она сама с таким презрением сдерживала. Джейми вопросительно поглядывал на меня, когда я забирался обратно в машину. Я чувствовал, что у меня горит лицо и противно скрутило живот.

– Все нормально, – бросил я и повез его домой.

Потом мы долгую минуту сидели в машине. Джейми явно не спешил вылезать.

– Все у нас нормально? – спросил он. – У нас с тобой?

– Ошибался-то я. Это ты мне скажи.

Он не смотрел на меня. Румянец, как я заметил, вернулся на его лицо. Когда Джейми повернулся, то поднял кулак и держал его на весу, пока я не стукнулся с ним костяшками.

– Железно, – сказал он и выбрался из машины.

Добравшись до дома Долфа, я обнаружил, что тот пуст. Грейс не было. Никакой записки. Я принял душ, смыв грязь, пот и запах гари. Выйдя из душа, натянул чистые джинсы и футболку. Надо было сделать миллион вещей, но ни одна не была мне сейчас под силу. Вытащил из холодильника две банки пива и вынес телефон на крыльцо. Первое пиво исчезло примерно через минуту. Потом я позвонил в дом отца. Ответила Мириам.

– Его здесь нет, – сказала она, когда я попросил отца.

– А где он?

– Уехал с Грейс.

– Для чего?

– Искать собак. – Ее голос был невыразителен. – Он всегда это делает, когда чувствует собственную беспомощность.

– И Грейс с ним?

– Она отлично стреляет. Ты же знаешь.

– Передай ему, что я хочу с ним повидаться, когда он вернется.

Молчание.

– Мириам? – произнес я.

– Я передам.

День медленно двигался вокруг меня. Я смотрел, как свет протягивается все дальше, заполняя низкие места. Два часа. Пять банок пива.

Заняться нечем.

Мысли замедлили бег, словно мотор на повышающей передаче.

Я услышал пикап, прежде чем увидел его. За рулем была Грейс. Они с отцом сидели в кабине раскрасневшиеся и не то чтобы улыбались, но казались посвежевшими, словно на несколько часов каким-то образом ухитрились избежать всего наихудшего, что только мог подсунуть им день. Поднялись на крыльцо, и мой вид убил в них свет. Опустил с небес на землю.

– Удачно съездили? – спросил я.

– Не особо. – Отец присел рядом со мной.

– Не хочешь поужинать? – спросила Грейс.

– Конечно, – ответил я. – Ну а вы?

Отец покачал головой.

– Дженис уже готовит. – Он поднял ладони. Меня никто приглашать не собирался.

Грейс посмотрела на меня:

– Мне нужно сгонять в магазин. Возьму твою машину?

– У тебя же права отобрали, – напомнил мой отец.

– Постараюсь не попасться.

Я посмотрел на отца, который только пожал плечами. Дал ей ключи. Как только завелся мотор машины, отец повернулся ко мне. Вопрос ребром:

– Это ты убил Зебьюлона Фэйта?

– Выходит, Робин тебе уже позвонила…

– Она решила, что мне следует знать. Так это ты убил его?

– Нет, – сказал я. – Он сам, как я уже сказал копам.

Старик качнулся в кресле.

– Это он поджег мои виноградники?

– Да, – сказал я.

– Вот и отлично.

– Просто так вот? – спросил я.

– Я все равно никогда его не любил.

– Грэнтэм считает, что признание Долфа – полная херня.

– Так оно и есть.

– Он думает, что Долф кого-то покрывает. Может, тебя.

Отец повернулся ко мне лицом. Медленно заговорил:

– Грэнтэм – коп. Выдумывает параноидные, дурацкие теории – вот что он делает.

Поднявшись с кресла, я прислонился к перилам. Мне хотелось видеть его лицо: