Анне Ханкок - Собиратель лиц

— Привет, Бро! — она постучала по косяку двери, привлекая его внимание. — Ты не знаешь, куда поехали Шефер с Бертельсеном?

— Они поехали задерживать подозреваемого из Видовре.

Августин сдвинула брови:

— Подозреваемого? Почему Шефер ничего мне не сказал?

Ларс Бро насмешливо улыбнулся:

— Может, пытается от тебя отделаться? Но ты можешь поехать со мной, если хочешь. Я собираюсь в Рёрвиге, чтобы проверить одну наводку.

Августин подняла бровь и фыркнула:

— Нет, спасибо.

Она вернулась к своему рабочему столу и накинула куртку, висевшую на спинке стула. Затем засунула пистолет в наплечную кобуру, вбила адрес Финна Вайнриха в мобильный и вышла из участка.

Шефер вошёл в комнату для допросов и закрыл за собой дверь. Он стоял на небольшом расстоянии от стола и рассматривал человека напротив. Тот был высок и атлетичен и, судя по объёмной мускулатуре, много тренировался. Голова была гладко выбрита, макушка блестела. Впалые щёки покрывала щетина.

Салах Ахмед смотрел на Шефера в упор.

Что-то в его взгляде Шеферу не удавалось расшифровать. Все виновные, кому доводилось сидеть на этом стуле, смотрели либо с упрямством, либо, наоборот, в их глазах горело желание сотрудничать. Но в этот раз всё было иначе.

Что это, гордость? Чувство собственного достоинства?

Шефер подошёл к столу и, выдвинув стул, вновь зачитал мужчине его права. Затем достал из папки с бумагами снимок и подвинул его к собеседнику. Это был портрет Томаса Странда в Кэмп Бастионе — тот же, что он ранее показывал чете Бьерре.

— Я исхожу из того, что презентация излишня, — сказал он.

Салах Ахмед посмотрел на фото. Проворчал несколько слов на арабском. Затем снова поднял глаза на Шефера.

— Вы не говорите по-датски? — спросил тот.

— Я превосходно говорю по-датски, — ответил мужчина с чистым копенгагенским выговором. В его произношении был лишь намёк на иностранный акцент.

— Прекрасно. Так нам будет легче вести диалог.

Шефер выложил следующий снимок. Он был сделан полицейским фотографом в Институте судебно-правовой экспертизы и являл пулевое отверстие на лице Странда. Оно было увеличено в десять раз и походило на кратер от метеорита.

— Что вы можете мне о нём рассказать?

— Выглядит мёртвым, — сказал Салах Ахмед, встретившись взглядом с Шефером.

— Вы наблюдательны. Мы знаем, что за этим стоите вы, Салах, — его тон был мягким, почти братски тёплым. — Так что окажите сами себе услугу сотрудничать с нами. В таком случае вы окажетесь в куда более выгодном положении, когда мы передадим доказательства по делу в прокуратуру и вам предъявят обвинения. Потому что, поверьте, они это сделают!

Салах Ахмед молчал.

Шефер откинулся на стуле и сложил руки на животе. Замер в терпеливом ожидании.

Кроме отпечатков пальцев на батарее в квартире убитого, у него не было улик против Ахмеда. Если Шеферу не удастся добыть чего-то ещё, парня отпустят через двадцать четыре часа, в течение которых позволяется задерживать подозреваемого до доказательства его виновности или до освобождения.

Ему было необходимо вытянуть из мужчины признание, а значит, необходимо было его разговорить.

— Вы из Ирака? — спросил он.

— Я подданный Дании. Такой же, как вы.

— Но вы родились в Ираке?

— Да.

— И что вы думаете о Дании?

Салах Ахмед фыркнул.

— О Дании или о датчанах?

— А есть разница?

Он слегка улыбнулся и кивнул:

— Да, разница есть.

— Ладно, — сказал Шефер. — Что вы думаете о датчанах? Или могу сформулировать поточней: что вы думаете об этом датчанине? — он указал на фото Томаса Странда.

— Я хочу поговорить с адвокатом. — Салах Ахмед откинулся на стуле, явно давая понять, что уже сказал всё, что хотел. — Я знаю свои права. И мне нужен адвокат. Сейчас.

— Это всё замечательно, — ответил Шефер, — но, в отличие от C.S.I., N.B.A. или как там это называется в Голливуде, в нашей стране всё работает иначе. Вы увидите адвоката, когда я закончу с вами. Ни минутой ранее, и если вы не…

Дверь за их спиной открылась, и Шефер раздражённо обернулся.

В дверном проёме стоял Бертельсен и знаками показывал, что Шефер должен выйти.

Он поднялся и покинул комнату. Повернулся к Бертельсену сразу, как дверь за его спиной захлопнулась, слегка раздражённый тем, что его прервали в самом начале допроса.

— В чём дело?

— Мы прогнали семью Ахмеда по системе.

— И?

— У него есть двоюродный брат.

— У них у всех обычно есть братья, — не удивился Шефер.

— Брата зовут Карим Хуссейн Аль-Фадль Ахмед. И он работает в Вооружённых силах.

У Шефера загудело в груди. Он кивнул, чтобы Бертельсен продолжал.

— Он психолог-реабилитолог в казармах Сванемёллен. Работает с солдатами.

— А Томас Странд?

— Его пациент.

Шефер удовлетворённо кивнул:

— Отличная работа, Нильс Петер.

Он развернулся и собрался обратно в комнату для допросов.

— Это не всё, — остановил его Бертельсен. — Семья Салаха переехала в Данию в девяносто третьем. Родители с бабушкой и дедушкой, а также старшая и младшая сёстры. Но в документах написано, что был и младший брат. И он не поехал.

— Он остался в Ираке?

— Об этом сведений нет. Написано только, что семья насчитывала восемь человек, но в девяносто третьем приехали только семеро.

— Понял.

Он открыл дверь и поймал взгляд Салаха.

— Значит, так, слушайте… Карим тоже у нас, и он готов сотрудничать. — Подойдя к столу, Шефер тяжело опустился на стул и раздосадованно уронил перед собой руку. — Поэтому без вашей помощи мы вполне обойдёмся, но сейчас я найду вам адвоката, как вы просили. И мне только останется пожелать вам удачи в будущем.

Он вытащил мобильный из кармана и принялся листать список контактов.

— Я исхожу из того, что никакого постоянного адвоката у вас нет, как и финансовой возможности заплатить хорошему частному адвокату, так что вам его назначат. Они почти такие же способные, как частные, ну, или… — Он покачал головой. — Всё равно это лучше, чем ничего.

— Он это заслужил, — пробормотал Салах Ахмед.

Шефер оторвался от телефона.

— Извините? Вы что-то сказали?

— Эта свинья, — он кивнул на фотографию Странда со стола для вскрытия, — он это заслужил.

— То есть теперь вы хотите сотрудничать? Я правильно истолковал ваши слова?

Мужчина ничего не ответил.

— Сейчас или никогда, — сказал Шефер. — Если вы дадите чистосердечное признание, наказание вне всяких сомнений будет мягче, чем…

— Мне безразлично ваше наказание.

«Раз он заговорил, — подумал Шефер, — далеко не безразлично». Он обернулся к зеркальному стеклу и кивком попросил принести бланки для чистосердечного признания.