Рут Уэйр - Поворот ключа

— Мэдди!

Хозяйская спальня встретила меня нетронутой белизной кровати и заливающим ковер лунным серебром. По обе стороны высокого окна стояли, как часовые, белые колонны портьер. Я распахнула шкафы, в которых не обнаружила ничего, кроме вешалок с костюмами и стеллажей с обувью.

— Чего ты шумишь? — донесся сверху сонный голос Рианнон. — Что случилось?

— Мэдди пропала, — отозвалась я, стараясь не поддаваться панике. — Ее нет в кровати. Можешь посмотреть наверху?

Мои крики разбудили Петру. Малышка недовольно закряхтела, и я знала, что она вот-вот расплачется, но даже не подумала ее успокоить. Надо найти Мэдди. Может, она искала меня внизу, когда я ушла с Джеком? Мне стало дурно.

Вдруг она пошла за мной? Я оставила черный ход открытым. Могла ли она убежать в парк? О боже, нет! Перед глазами вставали кошмарные видения. Пруд. Ручей. Дорога. Забыв о Петре, я слетела по ступенькам вниз, сунула ноги в первую попавшуюся пару сапог и выбежала на улицу. Во дворе не было ни души.

— Мэдди! — крикнула я уже в полную силу. — Ты где?

Мой голос гулким эхом отозвался от каменных стен конюшни. Не получив ответа, я вспомнила еще более страшную вещь, чем поляна в лесу и заболоченный пруд: ядовитый сад! Джек Грант оставил его открытым. Он уже унес жизнь одной девочки.

«Господи! — молила я, мчась вдоль дома к тропинке в кустах, спотыкаясь и скользя в чересчур больших сапогах. — Боже, только бы она была жива!»

Я увидела ее, как только завернула за угол дома. Мэдди лежала лицом вниз под окном моей спальни, распластавшись на булыжниках, в белой ночнушке, пропитанной красной жидкостью. Крови было неправдоподобно много — как она могла поместиться в таком маленьком, тщедушном теле?

Кровь струилась по камням, как ручеек, густая и липкая. Опустившись на колени, я схватила хрупкое тельце девочки и прижала к себе, чувствуя ее тоненькие птичьи косточки, умоляя ее не умирать.

Поздно. Она была мертва.

На протяжении нескольких часов полицейские заставляли меня вновь и вновь вспоминать произошедшие события, нажимая на больные места, бередя мои раны. И все равно, даже после всех этих вопросов, воспоминания приходят урывками, словно ночь, освещаемая вспышками молнии, а между ними — темнота.

Я помню, что истерически кричала, сжимая в объятьях Мэдди. Это длилось целую вечность, пока не появились сначала Джек, а затем Рианнон с плачущей Петрой на руках. Увидев, что произошло, она чуть не уронила ребенка.

Помню ее жуткий вопль при виде тела сестры. Никогда его не забуду.

Помню, что Джек увел Рианнон в дом, а затем пытался оттащить меня от Мэдди.

— Она умерла, Роуэн, понимаешь, нельзя трогать тело, мы должны оставить все, как есть, до прихода полиции.

А я не могла выпустить ее из рук и продолжала плакать.

Помню синие мигалки полицейских машин у ворот и смертельно бледное лицо Рианнон.

Помню, как сидела на бархатном диване, в окровавленной одежде, а они все спрашивали и спрашивали, как это случилось.

А я и сейчас не знаю.

Я до сих пор не знаю, мистер Рэксем, правда. Мне известно, что думает полиция. Я поняла по вопросам, которые они задавали. Они считают, что Мэдди поднялась ко мне в комнату и нашла там нечто меня компрометирующее. Например, она подошла к окну и увидела, как я возвращаюсь от Джека. Или обнаружила в вещах что-то связанное с моим настоящим именем. Полицейские думают, что я застала Мэдди у себя в комнате, поняла, что она может меня выдать, открыла окно и…

Я не могу это произнести. Даже написать трудно. И все же надо. Они считают, что я выбросила ее из окна, постояла рядом с развевающимися занавесками, любуясь, как она истекает кровью, и спокойно отправилась вниз — пить чай и дожидаться возвращения Рианнон.

Они полагают, что я оставила окно открытым намеренно, чтобы создать впечатление, будто девочка упала случайно. Они почему-то уверены, что это не так. Вероятно, тело лежало слишком далеко от здания, словно Мэдди толкнули или она прыгнула.

Могла ли Мэдди прыгнуть сама? Я задавала себе этот вопрос тысячу, если не миллион раз. Не знаю.

Наверное, мы никогда не узнаем правду о происшедшем. Хотя дом напичкан камерами, ни одна из них не показывает, что случилось в ту ночь с Мэдди. В комнате девочек было слишком темно. Что же касается моей комнаты… Боже… Полиция считает это чуть ли не главным доказательством моей вины.

Они добивались ответа, зачем я закрыла камеру, если мне нечего скрывать. Спрашивали об этом снова и снова. Я пыталась объяснить: молодая женщина, одна в чужом доме, и за тобой постоянно следят. Я мирилась с камерами на кухне, в гостиной, в коридорах, даже в детской. Но мне нужно было хоть одно место, где я могла побыть собой — не идеальной няней Роуэн, а Рейчел.

— Вы хотели бы иметь камеру у себя в спальне? — прямо спросила я у следователя, а он лишь пожал плечами: мол, судить-то будут не меня, а тебя.

Я действительно закрыла камеру. Если бы я этого не сделала, мы, вероятно, знали бы, что случилось с Мэдди.

Потому что я ее не убивала, мистер Рэксем. Знаю, я уже говорила. В самом первом письме. Я ее не убивала, и вы должны мне поверить, потому что это правда. Я пишу это письмо в тесной камере, в окно стучит бесконечный шотландский дождь… Смогла ли я вас убедить? Как бы мне хотелось, чтобы вы приехали! Я внесла вас в список посетителей. Приезжайте, хоть завтра. Посмотрев мне в глаза, вы поймете, что я ее не убивала.

Правда, убедить полицию мне не удалось. И мистера Гейтса. Я и себя-то не могу до конца убедить. Ведь если бы я не оставила детей, не провела те несколько часов в объятьях Джека, ничего бы не случилось. Я не убивала свою маленькую сестренку, но ее смерть — на моей совести.

— Если не ты ее убила, то кто? Помоги нам разобраться, Рейчел, — допытывались полицейские. — Расскажи, что, по-твоему, произошло.

А я лишь качала головой. Я действительно не знаю, мистер Рэксем. Я сочинила тысячу версий, одна безумнее другой. Мэдди, птицей вылетающая в темноту, Рианнон, тайком вернувшаяся раньше, Джин Маккензи, притаившаяся на чердаке, Джек Грант, прокравшийся наверх, пока я ждала Рианнон…

Кстати, вам известно, что Джек тоже хранил кое-какие секреты? Не столь грандиозные и трагические, как мне представлялось, — нет, он не приходится родственником Кенвику Гранту, во всяком случае, ни ему, ни полиции ничего об этом не известно. Когда я рассказала полицейским о мотке веревки и ядовитом цветке, Джек дал простое и логичное объяснение. Цветок на кухонном столе показался ему знакомым, и он взял его с собой — сравнить с растениями в ядовитом саду. Чтобы пройти в сад, ему пришлось перерезать веревку, а когда подозрения подтвердились, он повесил на калитку цепь с амбарным замком.