Андерс Рослунд - Именинница

— Зачем нам снова играть в эту игру, если мы оба знаем, чем она закончится?

Гренс повернулся к сейфу, постучал пальцами по запертой дверце, так что можно было расслышать, как застучали стопорные поршни.

— Даже не представляешь себе, насколько мне неудобно снова напоминать о секретных кодах, по какой-то неизвестной причине гуляющих за стенами этого кабинета. И о полицейских агентах, с которыми мы, оказывается, никогда не работали. Что, если…

— Ты серьезно, Эверт? Сколько раз ты еще намерен использовать этот трюк?

— Ровно столько, сколько потребуется. А если мы с тобой все-таки договоримся, я хотел бы, чтобы взамен на мое молчание ты, во‑первых, дал добро на задержание, которое мы с Хермансон планируем сегодня провести, и, во‑вторых, выписал мне ордер на обыск.

— Только после того, как узнаю, на каких основаниях ты собираешься провести то и другое.

— У меня нет для этого никаких оснований, но тебе ведь не впервой улаживать такие дела с прокурором.

— На этот раз все не так просто.

— А когда оно было просто, Вильсон? Когда мы засылали своих агентов в банды? Или когда неизвестные лица взламывали сейф с секретными документами в кабинете начальника отдела?

Эрик Вильсон всплеснул руками, признавая себя побежденным, — по крайней мере, на этот раз.

Гренс прошептал «отлично, теперь у меня есть эти семьдесят два часа», одновременно выпроваживая Марианну из кабинета. Хермансон отправилась на гангстерскую свадьбу в Бреденг, а он, заперев за ней дверь, остался один на один с шефом.

— А теперь мы перейдем к другому расследованию.

— Какому еще расследованию? — удивился Вильсон.

— Внутреннему. О взломе сейфа. Кто из нас продался, подставив под угрозу жизнь нашего агента и его семьи?

Начальник отдела, уже паковавший документы, которые хотел взять домой, замер на месте. Но не вздохнул, что было совсем не в его стиле.

— Ты предпочитаешь действовать за моей спиной, Эверт. А я за твоей.

— Вот как?

— Я пригласил профессионалов, и они обследовали здесь все, что можно, включая секретную комнату в архиве, — Вильсон кивнул на запертую дверь. — Нигде никаких следов взлома. Ни отпечатков пальцев, ничего другого. Меня не взламывали, Эверт.

— Как же так?

— В том-то вся и штука. Чтобы сюда проникнуть, нужен электронный ключ. Зеленый жетон с персональным кодом, который считывается специальным устройством в замке. В этот момент происходит идентификация входящего — в центральном компьютере, который управляет здесь всем. Плюс система видеонаблюдения, мимо которой мышь не проскочит. Любая попытка проникновения в этот кабинет и в архив фиксируется. И за последние полгода никто не открывал этот сейф, кроме меня, и никто, кроме архивариуса, не входил в секретную комнату.

С этими словами начальник отдела криминальных расследований положил в портфель последнюю кипу бумаг, демонстрируя тем самым свое нежелание и дальше обсуждать эту тему.

— И что теперь?

— Понятия не имею, Эверт.

— И ты так спокойно говоришь об этом? Паулу разоблачили, ты знаешь, что теперь грозит ему и его семье?

— Тебе известно, Эверт, что меня это беспокоит не меньше, чем тебя.

Эрик Вильсон поднялся с портфелем в руке и оглянулся на Гренса в надежде, что тот сделает то же самое. Напрасно. Упрямый комиссар не желал покидать своего места и даже поерзал на стуле для посетителей, демонстративно нащупывая более удобную позицию.

— В том-то и дело, что мне ничего не известно. И это беспокоит меня. Никто, кроме тебя, не открывал этот сейф — вот что мне известно. И еще, что ты даже не попытался дать более-менее правдоподобного объяснения тому, как это все могло произойти. И это, Вильсон, делает меня чертовски подозрительным. А тебя — чертовски подозреваемым.

Общая площадь квартиры верные двести квадратных метров.

Эверт Гренс так и не смог ответить на вопрос Пита Хоффмана, потому что сам никогда не задумывался об этом. Когда они с Анни переехали в дом на Свеавеген, чтобы создать семью его мечты, цены были совсем другие. Все эти объявления в рекламных буклетах маклерских компаний, предложения для миллионеров — все это было не для Гренса. Он совершенно не ощущал своей принадлежности к миру избранных. При этом формально мог считать себя богачом, не скопив и пары тысяч крон на банковской карте. Так уж получилось, что он остался жить в прежней обстановке и после того, как все остальное изменилось.

Места сколько угодно, тем не менее они предпочитали тесниться вокруг кухонного стола, занятого большой белой доской. Просто потому, что это обоим казалось удобным. Потому, что за этим самым столом они впервые встретились и поняли, что их расследования как-то связаны между собой. Потому что, когда два человека становятся агентами друг друга, ничто не укрепляет этот союз так, как выпитая за одним столом пара чашек кофе.

Именно этим они и занимались, когда в 22.02 у Хоффмана зазвонил мобильник. Комиссар макал свежую булочку с корицей в горячий напиток, совсем как это делал дедушка Хоффмана в свое время. И взял вибрирующий на столе телефон после двух сигналов.

— Да.

— Готово, Эверт. Душко Заравич арестован.

— Он оказал вам сопротивление?

— Нет.

Гренс кивнул Хоффману, который, в свою очередь, кивнул в ответ, в знак того, что все понял.

— Спасибо, Марианна, за хорошую работу. Он в Крунуберге?

— На пути к камере.

— Отлично.

— Не знаю, зачем тебе нужны эти семьдесят два часа, но отсчет пошел.

22.18. (Осталось 2 дня, 23 часа и 44 минуты)

К ночи стало прохладно. Дети спали — Луиза и даже мальчики, — и Зофия решилась наконец подышать свежим воздухом на балконе, несмотря на строгий запрет Пита. Просто постоять, поглазеть на освещенные окна домов в округе. Там живут люди, каждый своей жизнью, и даже не подозревают о существовании друг друга.

Ей не хотелось думать. Просто быть. Как много лет назад, когда она влюбилась в мужчину, который жил двойной жизнью. Как в Южной Америке, где они скрывались три года или когда Пит отбывал свой последний срок.

Просто быть — единственный, по мнению Пита, способ выжить в тюремной камере. Никогда не думать ни о времени, ни о собственных ошибках. Просто быть — с чашкой кофе, утренней газетой или кастрюлей, которую надо вымыть. И так до конца, пока не отбудешь наказание. То, которое тебе назначило правительство или к которому приговорили семью действия супруга.

— Зофия, это я.

Мобильник завибрировал, без звонка, и Зофия немедленно ответила единственному человеку, который мог до нее дозвониться.

— Мы не должны звонить друг другу, только в крайних случаях. Ты сам это говорил. Что-нибудь случилось, Пит, если ты…