Андерс Рослунд - Именинница

Следующая поездка в такси завершилась на бензозаправке близ Хаммарбю. Именно там Хоффман попросил водителя его высадить, в полутора километрах от дома. Это расстояние он преодолевал осторожно, то и дело озираясь на предмет возможной слежки. И вот он стоял здесь, на другой стороне улицы, в двадцати пяти метрах от тех, чьими жизнями дорожил больше, чем своей собственной. И снова чувствовал подступавшую к сердцу ярость, — совсем как в тот вечер, когда обнаружил младшего сына играющим с ручной гранатой, — ярость, от которой его начинало трясти.

Именно она и заставила Пита достать телефон. Он должен был позвонить, но не Зофии, до которой мог бы добежать в два прыжка. Возможно, это и приглушило бы тоску на некоторое время, но потом сделало бы ее еще более невыносимой. Нет, лучше поговорить с тем, кто может их видеть.

— Так поздно, босс? Что-нибудь случилось?

— Я уезжаю на несколько дней… так, небольшая поездка. Хотел удостовериться, что у наших новых клиентов все в норме. Я имею в виду маму с тремя детьми.

Хоффман отступил на пару шагов в сторону, чтобы не попасться в глазок камеры. Энди не должен был его видеть, пусть даже в этом облике.

— Свет не горит. Спят, наверное.

— О… да… а в остальном ничего нового? Я просто подумал… ты ведь наверняка их видел. Как они выглядят? Один из мальчиков как будто вел себя беспокойно, ты говорил?

— Потом как будто успокоился. Я видел его только мельком, мальчики предпочитают держаться подальше от окон. А мама… вы не говорили с ней по поводу телефона?

— Телефона?

— Она приняла еще один вызов, я видел через окно. Какого черта, босс… как мы можем что-то гарантировать, если они не следуют нашим инструкциям? Я имею в виду…

— Это моя оплошность, Энди. Приношу свои извинения. Я забыл, но обязательно поговорю с ней. Думаю, поймет. Она производит впечатление неглупой женщины.

— И вы все еще не знаете, почему они здесь? Что с ними случилось?

— Не более того, что это как-то связано с ее мужем.

Завершив разговор, Пит Хоффман еще долго разглядывал окна и стену дома, разделявшую их с Зофией.

Скоро, совсем скоро…

05.01. (Осталось 2 дня, 17 часов и 1 минута)

Ошарашить, сбить с толку — испытанное средство мастеров допроса. Но проснуться в тюремной камере не вполне протрезвевшим, после шумного свадебного торжества, быть разбуженным с похмелья раздраженным приветствием полицейского Эверта Гренса, брошенным в четырехугольное окошко, — что может быть более неожиданным? Добавьте к этому охранников и замок, чей металлический скрежет словно распиливает мозг на две половины, а стопорные поршни острым мечом вонзаются в череп, напрочь парализуя любую мысль в самом зародыше. А потом еще этот полицейский врывается, грохоча стальной дверью, вместе с женщиной, организовавшей весь этот бедлам. После этого можно понять Душко Заравича, встретившего комиссара и его коллегу лежа на койке спиной к двери.

— Ты и я, — начал комиссар, — мы виделись семнадцать лет назад, когда я допрашивал тебя по делу об убийстве целой семьи. Понимаешь, о чем я, дьявол? И то, что я допрашивал твоих приятелей — Дейяна, Бранко и Эрмира, ты, конечно, тоже помнишь. А потом еще вашего работодателя, которого был вынужден отпустить по истечении семидесяти двух часов, чтобы он потом буквально у меня на глазах покинул страну, — поверь, такое не забывается. И тогда, Заравич, как ты тоже, конечно, помнишь, я поклялся вам и себе, что в жизни больше не пойду ни на что подобное. Я имею в виду, чтобы, поймав убийцу, отпустить его. И поэтому, если ты…

— Ты высказался?

Заравич оставался все в том же положении, спиной к полицейским. Гренс наклонился к его уху, зашипел:

— Я выскажусь только после того, как смогу задавать тебе вопросы, глядя в глаза.

Нависла пауза. В тесной камере не было ничего, кроме раковины, вмурованного в стену стола, табуретки и койки.

Несколько минут напряженного ожидания, и Заравич демонстративно медленно перевернулся на дру- гой бок.

— Говори, зачем пришел, и сматывайся.

— Смотаюсь, не беспокойся. Если, конечно, того захочу. В отличие от тебя, я могу входить и выходить отсюда, когда мне вздумается. Но сначала мы побеседуем немного. Ты, кажется, не слишком взволнован смертью своих коллег, которых перестреляли одного за другим?

— Взволнован? С какой стати?

— Уж больно быстро все произошло. Два мертвеца за одно утро, третий на следующее.

— От пуль же, не от старости. Так почему это должно меня заботить? Вот ты, комиссар, или кто ты там, сколько тебе лет?

— Трое убиты в течение суток. Между тем как четвертый как ни в чем не бывало пирует на свадьбе в белом смокинге и даже не думает об осторожности, после того как его приятели так неожиданно покинули этот мир.

— Послушай, ты! Человеку нашей профессии не дело трястись от страха.

— Да тебе, похоже, и в самом деле нечего бояться. Это ведь ты их всех перестрелял.

Душко Заравич рассмеялся. Без тени иронии или пренебрежения — от души.

— Так вот почему вы все это затеяли, чертовы копы. Ты думаешь, что это я бегаю по городу и срываю плохое настроение на своих несчастных братьях?

Эверт Гренс встретил взгляд, который мог означать что угодно.

То, что он, комиссар Гренс, сидит в тюремной камере убийцы, который подкупил одного из его коллег-полицейских и получил доступ к секретным документам.

Что тот, кто растянулся на койке, следующий в списке жертв, и поэтому должен быть благодарен полиции за то, что он здесь.

Что он не имеет никакого отношения ко всему этому, ни в качестве жертвы, ни в качестве убийцы.

Что, несмотря на это, некоторое время он все-таки может пробыть и здесь.

— Мы полагаем, что некая преступная организация хочет закрепиться на нелегальном рынке оружия в Швеции и что ты устранил их возможных конкурентов. И тот, кто дал тебе это задание, находится в Албании.

— Ты серьезно? Что ты такое несешь?

— Я несу, что уже тогда, семнадцать лет назад, ты был замешан всерьез. Может, даже лично участвовал в той бойне по заданию того, кто любит называть себя Королем Золтаном. И что на сегодняшний день имеются десятки тысяч единиц оружия, общей стоимостью на миллиард евро, при помощи которого сам Король Золтан или кто-то помельче, вроде тебя, намеревается расстрелять десятки или даже сотни людей.

Тут Заравич снова расхохотался от души:

— Послушай, чертов коп, ты не хуже меня знаешь, что это такой же подлог, как и этот ваш арест. Но даже если это и правда, с какой стати мне перед тобой каяться? Посмотри на мои руки, коп. Видишь, что у меня есть? Ногти. А знаешь, сколько потребуется времени, чтобы они как следует отросли? Я расправлялся и не с такими следователями, как ты.