Люси Фоли - Список гостей

— А это, должно быть, Северин, — Уилл тянется к ней, чтобы поцеловать в обе щеки. — Джулс мне так много о вас рассказывала, как и о близнецах.

Нет, не рассказывала. Близнецов, последних папиных отпрысков, я не пригласила.

Северин жеманничает и тает под обаянием Уилла. От этого папа тоже вряд ли подобреет к Уиллу. Хотела бы я не думать о мнении отца. И все же вот она я — стою, оцепенев, и наблюдаю, как они ходят вокруг да около. Какое мучение. Я расслабляюсь только когда Ифа сообщает, что ужин вот-вот подадут.

Ифа — мой человек: организованная, способная, сдержанная. В ней есть какая-то холодность, отстраненность, которая может кого-то отталкивать. А мне она нравится. Я не хочу, чтобы кто-то притворялся моим лучшим другом, когда я ему плачу. Ифа мне понравилась с того самого момента, как мы впервые поговорили по телефону, и я даже думаю, не согласится ли она бросить все это и пойти работать в «Загрузку». Может, она и выглядит какой-то домашней, но в ней есть сила.

Мы идем в столовую. Мама и папа, как и задумано, сидят по обе стороны стола — на самом большом расстоянии друг от друга, насколько это возможно. Я правда думаю, что мои родители не говорили друг с другом с девяностых годов, и, пожалуй, лучше бы так и осталось, чтобы выходные прошли спокойно. А вот Северин сидит так близко к папе, что с таким же успехом могла бы уже сесть к нему на колени. Гадость. Она, конечно, моложе его в два раза, но ей все равно уже больше тридцати, а не шестнадцать.

Хотя сегодня все ведут себя нормально. Думаю, несколько выпитых бутылок Боллинже 1999 года сыграли в этом не последнюю роль. Даже мама любезничает, уверенно исполняя роль счастливой матери невесты. Казалось, актерским мастерством она пользовалась только в реальной жизни, а не на сцене.

И вот заходят Ифа с мужем, неся наши закуски: кремовую похлебку с петрушкой.

— Это Ифа и Фредди, — представляю я их остальным. Но не говорю, что они наши хозяева, потому что в выходные этот статус принадлежит мне. Я плачу за эту привилегию. Вместо этого я выбираю другие слова. — «Каприз» принадлежит им.

Ифа слегка кивает.

— Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь к нам, — говорит она. — Надеюсь, всем здесь понравится. А завтрашняя свадьба — первая на острове, так что она будет особенной.

— Здесь очень красиво, — вежливо замечает Ханна. — И еда выглядит восхитительно.

— Спасибо, — подает голос Фредди. Я вдруг осознаю, что он англичанин, — почему-то я считала, что он тоже ирландец, как и Ифа.

— Мы сами собирали с утра мидии, — благодарно склоняет голову Ифа.

Как только на стол накрыли, гости снова начинают разговаривать, за исключением Оливии, которая сидит, молча уставившись в свою тарелку.

— У меня такие приятные воспоминания о Брайтоне, — говорит мама Ханне. — Я даже играла там пару раз.

Боже. Такими темпами она скоро начнет рассказывать, что занималась сексом на камеру для артхаусного кино (его так и не выпустили, наверное, сейчас оно на каком-то порносайте).

— Вот как, — отвечает Ханна, — а нам так стыдно, что мы почти не ходим в театр. Где вы выступали? В Королевском театре?

— Нет, — говорит мама с той высокомерной ноткой, которая появляется в ее голосе, когда она может опозориться. — Это локальный театр. Называется «Волшебный фонарь». Он находится на Лейнс. Ты его знаешь?

— Э-э-э… нет, — протягивает Ханна, а потом быстро добавляет, — но как я уже сказала, мы постоянно сидим дома, так что я не знаю даже самых хороших мест.

Ханна такая добрая. Это один из немногих фактов, которые я о ней знаю. Эта доброта как будто… льется из нее. Я помню, что, когда встретила Ханну первый раз, подумала: «А, так вот кого хочет Чарли. Кого-то милого. Доброго и заботливого. Я ему совсем не подхожу. Слишком злая, слишком напористая. Он никогда меня не выбрал бы».

«Я больше не ревную к Ханне», — напоминаю я себе. Возможно, когда-то Чарли и был красавцем из парусного клуба, но теперь он размяк, а на месте плоского загорелого пресса теперь белеет брюшко. И в своей карьере он тоже не развивается. Если бы я была с ним, то он уже добивался бы позиции директора. Ничто так не отпугивает, как отсутствие амбиций.

Я смотрю на Чарли, пока его взгляд не натыкается на мой, и я специально отворачиваюсь первая. И потом спрашиваю себя: неужели теперь он ревнует? Я видела, как опасливо он ведет себя с Уиллом, будто пытается найти какой-то изъян. Я снова замечаю, как Чарли наблюдает за нами двумя. И осознаю, насколько хорошо мы смотримся, представляю нас его глазами.

— Какая прелесть , — говорит мама Ханне. — Пять — это чудесный возраст.

Ей явно удалось вжиться в роль заинтересованной собеседницы.

— А как твои дети, Ронан? — поворачивается она к противоположному концу стола. Я гадаю, специально ли она не включает Северин в свой вопрос. А вообще… нет, гадания тут ни к чему. Несмотря на впечатление богемной небрежности, которое она так старательно пытается создать, моя мать почти ничего не делает случайно.

— Хорошо, — отвечает папа. — Спасибо, Араминта. Они скоро пойдут в детский сад, не так ли? — поворачивается он к Северин.

— Oui , — отвечает она. — Мы подыскиваем им французских нянечек. Так важно, чтобы они воспитывались… как же это?.. Двуязычными, как я.

— Ты знаешь два языка? — спрашиваю я, не сумев сдержать нотки раздражения.

Если Северин и заметила, то не подала виду.

— Oui, — небрежно пожимает плечами она. — В детстве меня отправили в английский интернат для девочек. И мои братья тоже ходили в школу в Англии.

— Боже мой, — говорит моя мать, все еще обращаясь только к папе. — Наверное, в твоем возрасте это так выматывает , Ронан.

Не дожидаясь его ответа, она хлопает в ладоши.

— Пока нам подают второе блюдо, — говорит она и встает, — я бы хотела кое-что сказать.

— Не стоит, мам, — прошу ее я. Все смеются. Вот только я не шутила. Она уже напилась? Оценить трудно, потому что мы все уже неплохо выпили. И все равно с мамой это не имеет никакого значения. Она и без алкоголя никогда себя не сдерживает.

— За мою Джулию, — говорит она, поднимая бокал. — С самого твоего детства ты точно знала, чего хочешь. И горе тому, кто встанет у тебя на пути! Я никогда такой не была — мои желания меняются от недели к неделе, и, наверное, именно поэтому я всегда была так чертовски несчастна. Но нет, ты всегда знала. И добивалась того, чего хотела, — боже, я уверена, что она разглагольствует, потому что я запретила ей говорить тосты на самой свадьбе. — С того момента, как ты рассказала мне про Уилла, я знала, что ты будешь с ним счастлива.

Не такая уж она и ясновидящая, если учитывать, что в том же разговоре я ей сообщила, что мы уже обручены. Но мама никогда не позволяет нелепым фактам испортить красивую историю.