Джеймс Кэрол - Дом 17 по улице Черч-роу

Никки покачала головой.

— Извините, не могу.

— Могли вы говорить не с тем отделением?

— Надо полагать, да.

Мэри опять покачала головой.

— Нет, не сходится. Это бы значило, что в одной больнице одновременно лежат две Софии Джеймсон. И обе в отдельных палатах. Вы уверены, что звонили?

— Да, уверена.

Говоря это сейчас, Никки задумалась. Нет же, она определенно звонила. Она была в это время на кухне. Это было чуть ли не первое, что она сделала, когда проснулась.

— Как она умерла? — спросила Никки тихо.

— У нее случился сердечный приступ.

Никки снова нахмурилась. Если бы возникло осложнение с ее травмой головы, такое объяснение еще можно принять. Но сердечный приступ — нет. София не курила, редко пила и была здорова как бык. У нее была типичная средиземноморская диета: курица, рыба, рис, и все готовилось на оливковом масле. Ей еще не было и шестидесяти. Сердечный приступ был какой-то бессмыслицей.

— Вы уверены на счет этого?

Вопрос вырвался до того, как Никки смогла сдержаться. Конечно, Мэри была уверена. Она никак не могла ошибиться в таких вещах, но ее карие глаза были полны понимания и скорби. Она печально улыбнулась.

— Я очень сочувствую вашей утрате. Я знаю, это, должно быть, ужасный шок для вас.

— Почему мне никто не позвонил?

— Я несколько раз пыталась дозвониться до вас, но никак не могла пробиться к вам.

Никки достала свой телефон и включила его. Он вроде бы работал нормально. С того момента, когда она последний раз проверяла его, пришло лишь одно текстовое сообщение. Она проверила список вызовов. Последний раз она звонила Итану на мобильный в десять пятнадцать этим утром. Пропущенных вызовов не было.

— Наверное, вы набирали не тот номер, — сказала Никки.

— Думаю, такое возможно.

Никки продиктовала свой номер и уже была почти на последней цифре, когда сообразила, что это был номер их телефона в доме на Бедфорд-стрит. Она извинилась и начала заново, дав на этот раз свой мобильный.

— Не припоминаете, по этому номеру вы звонили?

— Извините, не помню, — Мэри запнулась, потом добавила: — Может быть, вы случайно продиктовали нам неверный номер? Как вы почти сделали только что.

Это было возможно — все было возможно, — но Никки такое объяснение не удовлетворило. Что же до того, что случилось на самом деле, она понятия не имела. Все, что она знала, это то, что утром звонила в больницу и ей сказали, что София в порядке. А теперь она мертва.

Никки уехала из больницы на автопилоте. Ей, наверное, и вовсе не следовало садиться за руль, но так она была хотя бы чем-то занята, а отвлечься ей было необходимо. В больнице слез не было; не было и после того, как она уехала. В какой-то момент эта новая реальность настигнет ее, но сейчас все это было просто ночным кошмаром.

У больницы был правильный номер ее мобильного. Никки дошла с Мэри Томпсон до ее офиса и проверила. Ей пришлось сделать это трижды, чтобы быть уверенной. Она попросила проверить и в четвертый раз, но к тому времени терпение Мэри уже истощилось, что было вполне понятно. Никки даже уговорила ее позвонить ей, чтобы убедиться, что телефон работает, и, конечно, он работал совершенно нормально. К тому моменту, когда Никки уходила из офиса, Мэри смотрела на нее как на полоумную. И может статься, она была права. Разве люди в здравом уме утверждают, что совершали звонки, которых они со всей определенностью сделать не могли?

Она точно не знала, когда до нее дошло, что она едет не домой. Наверное, примерно тогда же, когда поняла, что направляется в сторону Сент-Джеймс Вуд. Улицы постепенно становились все более знакомыми, и это вызвало чувство утраты и тоски. Когда-нибудь улицы вокруг Чёрч-роу станут такими же родными, но сейчас она не ощущала к ним настоящей привязанности, по крайней мере такой, какую испытывала по отношению к этому району. Она видела все те места, которые раньше так часто посещала — магазины, рестораны, кофейни, — и это вызвало целую череду воспоминаний, которые жались друг к дружке, сплетаясь в ткань, успокаивающую, как защитное одеяло.

Она повернула на Бедфорд-стрит и была мгновенно ослеплена солнечным сиянием. Стоял чудесный день, небо голубое, температура воздуха около двадцати пяти градусов, и все это казалось неправильным. После того, что случилось с Софией, небеса должны были рыдать. Машина выехала с парковочного места напротив их старого дома. Никки заняла освободившееся место и перевела «жука» на нейтралку, чтобы не выключать кондиционер. Ее взгляд тут же привлекла входная дверь.

Внешне дом совсем не изменился. Это был все тот же большой дом в эдвардианском стиле, в который она влюбилась, когда Итан впервые привез ее сюда годы назад. С другой стороны, они въехали в новый дом всего неделю назад, чего она ожидала? И все-таки он изменился , несмотря на полное узнавание. Когда они выехали, они вывезли с собой не просто свое имущество, они вывезли свои сердца, свои воспоминания. Они никогда не должны были выезжать отсюда. Если бы они все еще жили здесь, с Софией не произошло бы несчастного случая. Она все еще была бы жива.

Взгляд Никки переместился с входной двери вверх и остановился на чердачном окне. Странно было находиться по эту сторону окна. Как часто она оказывалась там, смотрящей вниз на проходящих мимо незнакомцев? Сейчас уже она была такой же незнакомкой. Было что-то нереальное в этой ситуации, словно она была самозванкой в своей собственной жизни. Она закрыла глаза и постаралась воспроизвести в памяти образ Грейс. Сперва она ничего не видела, и это накрыло волной паники, грозившей поглотить ее. Даже когда изображение, наконец, возникло, оно казалось бледнее, чем должно было быть, менее отчетливым, без мелких деталей. Она боялась, что это произойдет. Они оставили Грейс в их старом доме. С каждым уходящим днем воспоминания будут таять, пока не исчезнут совсем.

Никки открыла медальон, но фотография не слишком помогла. Грейс была еще младенцем, когда был сделан снимок. Она закрыла медальон и уронила его обратно на грудь, потом достала телефон и пролистала фотографии в нем, пока не нашла те, на которых была Грейс. Грейс вместе с Беллой была в «Диснейуорлде», они обнимали Микки. Вот они на обеде принцесс, Рапунцель с одной стороны, Ариэль — с другой. Следующую фотографию сделали во время их четвертого дня рождения — последнего, который они отмечали вместе. На фото они готовились задуть свечи; на лицах — широкие улыбки, глаза оживленные и восторженные.

Никки продолжила листать картинки, пока не дошла до того места, где стало понятно, что Грейс больше нет. Она пролистала обратно к фотографиям праздника в честь Дня рождения и какое-то время просто сидела, уставившись в экран. В этой фотографии не было ничего, что предвещало бы такое огромное несчастье, которое уже поджидало их. Напротив, эта картина говорила о прекрасном и благословенном будущем. Жизнь была хороша, и мечты действительно могли стать реальностью.