Джеймс Кэрол - Дом 17 по улице Черч-роу

Она закончила вытирать чашку. Полка над чайником открылась, когда Никки подошла. Она убрала чашку, и дверца полки захлопнулась. Некоторое время она просто стояла, оглядываясь по сторонам и раздумывая, чем бы еще занять себя, чтобы отвлечься. Ей отчаянно хотелось знать, как шли дела у Лоры с Беллой. Вот бы можно было проскользнуть к ним незаметно, как муха. Она метнула взгляд на монитор. Сегодня на нем был выполненный в ярких красках портрет кисти Пикассо. По какой-то причине искаженные черты лица нервировали ее.

— Все нормально, Никки?

— Все хорошо.

— Твой сердечный ритм возрос, и ты просто стоишь без движения. Ты уверена, что все в порядке?

Не было необходимости указывать ей на это. Она и сама чувствовала, как ее сердце неприятно колотится в грудной клетке.

— Я просто беспокоюсь за Беллу, вот и все.

— Доктор Сантос — превосходный психиатр. Белла в очень хороших руках.

— Я знаю. Просто… — она не закончила фразу.

— Я могу включить камеру в комнате Беллы, чтобы ты могла наблюдать за тем, что происходит.

Предложение повисло в воздухе на миг, дрейфуя в пустотах кухни, образованных молчанием. Это могло быть лишь воображение Никки, но ей почудилось, что Элис говорила более осторожно, чем обычно, как если бы они были в сговоре. Ее сердце вдруг забилось еще сильнее. Лора и Белла не узнают, что она наблюдает за ними, но для таких вещей существовало вполне определенное название — шпионить. Элис продолжала хранить молчание. Может быть, она не хотела давить на Никки; может быть, она хотела дать ей достаточно воздуха, чтобы она могла прийти к этому решению самостоятельно, в свое время. А может быть, она была всего лишь машиной, ожидающей последующих инструкций.

— Включи камеру, — тихо сказала Никки.

Пикассо исчез, на его месте возникло изображение с широкоугольной камеры в пустой спальне Беллы. Никки видела кровать, и письменный стол, и комод, поэтому знала, что Элис показывает нужную комнату. Чего она не видела, так это признаков присутствия Беллы или Лоры.

— Где Белла? — вопрос вырвался как вопль отчаяния, громкий и безудержный.

— Она снаружи, — ответила Элис спокойно.

Тогда какого черта ты показываешь мне вид ее комнаты? Эта мысль только успела сформироваться в ее голове, но произнести свой вопрос вслух Никки не успела, потому что камера приблизила изображение дверей в патио. То, что сперва было незначительной частью общего изображения, теперь попало в фокус. Белла сидела, скрестив ноги, на земле в тени дерева и рисовала что-то на айпаде. Лора сидела, скрестив ноги, напротив нее и внимательно наблюдала. В руке у нее был карандаш, а на коленке покоилась папка с листами, отсюда, впрочем, казалось, что верхняя страница была чистой. Картинка искажалась стеклом, которое смягчало линии и делало изображение размытым, как если бы Никки видела все через призму сна. Теперь, когда она знала, что они там, трудно было поверить, что она не увидела их сразу. Впившись взглядом в экран, Никки отступила к столу-острову и тяжело опустилась на один из высоких стульев. Ноги у нее были словно из резины, но по крайней мере сердце начало понемногу замедляться и приходить в нормальный ритм.

— Можно ли как-то получить более четкое изображение?

— Сожалею, Никки. В саду у меня камер нет.

— А что насчет звука? Получится ли его как-то улучшить?

— Если хочешь, я могу получить доступ к встроенному микрофону на планшете Беллы.

— Да, пожалуйста.

Звук включился. В тот момент никто не разговаривал, но Никки слышала, как ветер завывает в ветвях дерева, а вдалеке гудит самолет. Она уже собиралась спросить Элис, можно ли улучшить качество звука, когда Лора заговорила. Ее голос звучал громче звуков окружающей среды и так же отчетливо, как если бы она говорила по мобильному.

— Что ты рисуешь?

Белла отложила в сторону айпад и взяла в руки планшет. Она потыкала в экран указательным пальцем: « Трусливого льва ».

С этого ракурса Никки не могла видеть губы Беллы, благодаря чему возможно было на время поверить, что она действительно слышала ее речь.

— Трусливый лев — один из твоих любимых персонажей?

Белла кивнула.

— А моим любимым персонажем всегда был Тото. Он такой хорошенький.

— Мне Тото тоже нравится, но он не разговаривает .

— А это имеет значение — то, что он не говорит?

Белла поколебалась, потом стала тыкать в экран планшета:

— Было бы лучше, если бы он говорил .

— Почему?

— Не знаю. Просто лучше и все .

— Дороти его понимает. Разве не это самое важное?

— Все-таки было бы лучше, если бы он говорил.

— Почему Трусливый лев — твой любимчик?

Белла не сразу ответила. Она снова закусила губу и погрузилась в раздумья. Никки заметила, что затаила дыхание, и заставила себя выдохнуть.

— Мне нравится, что он поначалу совсем не храбрый, но потом становится храбрым .

— А когда он поначалу боится, это тебя расстраивает?

— Немного. Мне хочется обнять его и утешить .

Как Никки хотелось бы, чтобы все было так просто. Она растила обоих своих детей, прививая им веру, что объятия могут решить почти любую проблему. И ключевым словом здесь было «почти», ибо если жизнь чему-то и научила ее и Беллу, так это тому, что существовали сложности, которые одними лишь объятиями не разрешить.

— Ты когда-нибудь боишься?

Тон голоса Лоры слегка поменялся. Это был важный вопрос. Когда Никки стала дожидаться ответа на него, ее захлестнуло чувство вины. Она вдруг осознала, что не должна была подслушивать. Отношения между терапевтом и пациентом священны. Она уже готова была попросить Элис вернуть на экран Пикассо, но отчего-то не могла выдавить из себя ни слова.

— Иногда , — призналась Белла.

— И что тебя пугает?

Белла пожала плечами.

— Меня пугают змеи, — сказала Лора, — они всегда кажутся такими скользкими.

Белла покачала головой и напечатала на планшете:

— Они не скользкие. На ощупь они сухие .

— Ух ты! Значит, ты трогала змею на самом деле?

Да, на самом деле. Незадолго до четвертого дня рождения девочек они посещали сафари-парк Уоберн — это был один из последних дней, что они провели вместе. Они пошли на представление в доме рептилий, а в конце шоу всем детям предложили подойти поближе и подержать в руках одну из змей. Грейс была первой в очереди, Белла — второй, но разве не так оно всегда и было, когда им предстояло познакомиться с чем-то новым? Когда Грейс не стало, Белла сделалась еще более застенчивой. Никки понимала, что это отчасти была и ее вина. Надо было активнее выталкивать Беллу из зоны комфорта, но как это трудно, когда в мире столько опасностей. Никки наблюдала, как на лице Беллы отражаются сменяющие друг друга эмоции. Улыбка, когда она вспомнила, как держала змею; печаль, когда она вспомнила, что первой была очередь Грейс.