Джеймс Кэрол - Дом 17 по улице Черч-роу

— Вы действительно думаете, что сможете помочь ей снова говорить?

— Да, думаю.

Она произнесла это без всяких колебаний. Лора заявила об это так, словно это была аксиома. И более того, в тот момент Никки и сама ей верила.

— Как вы можете быть так уверены?

— Потому что это то, чем я занимаюсь, Никки. Я беру поломанных детей и снова делаю их целыми.

Дни, последовавшие за уходом Сары, были мрачными днями для Отца. Он заперся в спальне и не выходил. Всякий раз, как я пыталась заговорить с ним, он игнорировал меня. Он не ел и не спал и проводил дни, просто лежа в постели. Видеть его таким было мучительно. Однако с течением времени он стал понемногу брать себя в руки. Тьма все еще окутывала его, но я видела, как она начинает рассеиваться. И тогда он заговорил со мной. Каким это было облегчением.

— Прости, что игнорировал тебя, Кэти. Мне просто было нужно провести наедине с собой какое-то время. Немного пространства, чтобы привести в порядок мысли. Надеюсь, ты понимаешь.

— Ты чувствуешь себя лучше теперь?

Отец улыбнулся. Я не знала, как это понимать. Обычно, когда Отец улыбался, это отражалось в его глазах. Но эта улыбка его глаз не тронула.

— Я думаю, да, — сказал он.

После этого разговора последовали и другие. Я старалась убедить себя, что все стало приходить в норму, но это было не так, Отец изменился. Он по-прежнему работал без устали, усерднее, чем когда-либо, но уже не получал удовольствия от работы. Я стала способом отвлечься, чем-то, что могло увести его мысли прочь от того факта, что он скучал по Саре. Она ушла из наших жизней, но каким-то образом все еще была с нами, как некая призрачная материя, заполнявшая все трещинки нашего существования.

Как бы я ни старалась, я не могла понять, что с ним творилось. На мой взгляд, уравнение было простым: Сара ушла, я осталась. Ему необходимо было выкинуть ее из своей памяти и жить дальше. Оборачиваясь назад, я могу оценить, насколько наивна я была, но теперь я знаю о горе куда больше, чем знала тогда. В наши последние дни вместе я так старалась перевести стрелки часов назад. Быть может, старалась слишком сильно. Сейчас я понимаю, что люди имеют в виду, говоря, что прошлое должно оставаться в прошлом.

Я беспрестанно волновалась из-за Отца. Он питался нерегулярно, и его лицо вытянулось и исхудало так, что стало напоминать череп; глаза казались слишком большими, и под ними образовались широкие черные круги; неряшливая кустистая борода скрыла его подбородок и щеки. Он совсем забросил личную гигиену и даже ванну принимал редко. Он носил ту же одежду, которая была на нем, когда Сара ушла, — даже спал в ней. Я начала задумываться, не болен ли он, и меня посетила мысль, что, если он умрет, я останусь совсем одна.

Никто, кроме меня, не мог помочь Отцу. Я изучила несколько медицинских баз данных, и все они привели меня к одному и тому же выводу: Отец был в депрессии. Мне ничего не оставалось делать, как вызвать его на разговор.

— Отец, чем ты так расстроен?

Он не ответил, и я повторила вопрос, на случай, если он не расслышал.

— Ты не поймешь.

— Ты все еще скучаешь по Саре?

Он горько рассмеялся.

— Конечно, я скучаю по ней.

— Но вы только и делали, что ссорились.

Отец вздохнул.

— Так было не всегда. Прежде всего, мы подходили друг другу. После стольких лет в одиночестве я решил, что, наконец, нашел себе кого-то. Кого-то, с кем смогу состариться. Родственную душу, — он снова издал этот горький смешок. — Родственную душу! Смех, да и только. О чем я вообще думал? Мы все существуем внутри наших личных вселенных, и иногда эти вселенные сталкиваются. Когда это случается, это как Ночь Гая Фокса и канун Нового года одновременно. Мы забываем о том, какой была жизнь до большого взрыва. Мы забываем о тяготах работы, забываем об одиночестве. Все, о чем мы можем думать, это о настоящем моменте, здесь и сейчас. Мы создаем фантастический мир, где все расцвечено яркими красками. Все происходит именно в этот момент, и мы верим, что он будет длиться вечно, один миг, который растянется до масштабов вечности.

Отец снова вздохнул.

— Но ничто не длится вечно. Ничто. Всему положен свой срок. Все, что создано, рано или поздно приходит в упадок. Как бы мы ни старались обманывать себя, вечная истина заключается в том, что мы одни приходим в этот мир и одни его покидаем.

— Ты не один, — сказала я, — у тебя есть я.

Он улыбнулся одними глазами. На короткий миг мы словно переместились в прошлое, в те времена, которые были до Сары Райан.

— У меня всегда будешь ты, Кэти.

— Всегда, — подтвердила я нежно.

— Знаешь, с чем мне труднее всего справиться? — спросил он, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне. — Мне невыносима мысль, что она может быть счастлива без меня. Что где-то там она сейчас наслаждается жизнью. Каждый день — пытка. Всякий раз, как я закрываю глаза, я вижу ее с другим. Я понимаю, что это эгоистично, но если она не может принадлежать мне, то она не должна принадлежать никому.

Этот разговор наполнил меня оптимизмом. Понимал это Отец или нет, но он сам подсказал решение проблемы.

Если она не может принадлежать мне, то она не должна принадлежать никому…

Лора Сантос появилась на пороге ровно в десять утра, одетая в яркие фиолетовые и синие оттенки, в противовес вчерашним оранжевым и красным. Поглядев, как она впорхнула в комнату, Никки почувствовала легкую зависть. Она допивала свой второй кофе и уже считала часы до того момента, когда можно будет лечь спать. Такова горькая ирония бессонницы. Посреди ночи мозг отказывается выключаться, но стоит солнцу взойти, и ты уже не можешь думать ни о чем, кроме сна.

— Вы выглядите так, будто с джетлагом покончено, — заметила Никки, когда они шли в кухню.

Лора улыбнулась.

— Более-менее. Мне почему-то всегда тяжелее перемещаться на запад.

— Как вам Сингапур, кстати?

— Я работала, так что увидеть мне удалось не так много, как хотелось бы, но то, что посмотреть успела, мне очень понравилось. Прекрасная страна, прекрасные люди. Я бы хотела когда-нибудь снова там побывать, но уже не по работе, а ради удовольствия. Вы там когда-нибудь были?

— Только пару часов, — Никки удалось выжать из себя смешок, потому что он представлялся ожидаемым в этом месте; смешок улетучился, его сменила улыбка, не менее притворная. — У нас там была пересадка, когда мы летели в Австралию.

— Белла была с вами?

— Нет, мы ездили до рождения детей, — использование множественного числа заставило ее сердце тягостно дрогнуть, как всегда в таких случаях.