Марьяна Иванова - В чём дело, Полли? [СИ]

— Очень поверхностно. Кажется, это он ввёл понятия интроверсии и экстраверсии? Только при чём сейчас Юнг?

— У него есть весьма занятная теория сновидений, милая Полли Марш-Грачёва. — Не помню, чтобы называла ему свою вторую фамилию. — Согласно ей, сновидения говорят на мифологическом языке символов. Сны трактовать легко, если знаешь этот язык. Человеческое сознание полный мрак — в нём живёт множество архетипов. Вот, например, Тень — она живёт в темнице бессознательного и показывает свою сущность в самый…

— Мистер Надд, а это то тут при чём?! — резко перебила я. — Мы же с вами сейчас не спим! Знаете, может, разберёмся со скрипом позже? — Мне вдруг захотелось убежать, вернуться домой, но вот беда — я забыла, где выход.

— Не спим? — резко обернулся Надд. За эти несколько минут он постарел ещё сильнее. — Это я не сплю. А вы уверены, что не спите?

— Конечно… — совсем без уверенности пискнула я.

Только бы вспомнить, как выйти отсюда. Только бы вспомнить, зачем я сюда пришла. Только бы вспомнить, как… проснуться.

— В чём дело, Полли? Почему вы замолчали?

Комната вдруг вздрогнула и резко уменьшилась в размере. Окно больше не выходило на проезжую часть Клинтон-стрит, оно смотрело в сад, укутанный утренним туманом. В уши ударил протяжный скрип. Надда больше нигде видно не было. Я решила не дожидаться, пока всё станет ещё хуже и устремилась к дверям. Ну нет, я не дам свести себя с ума. Только не сегодня.

В комнату, словно призрачный вихрь, ворвались два силуэта. Один был повыше, он застыл у самой двери. Силуэт пониже начал всхлипывать. Я протёрла глаза. Женщина и ребёнок, с нарастающим ужасом смотрящие мне за спину, с каждой секундой становились всё чётче, всё реальнее. И их лица становились всё знакомее. Я их знала — буду знать когда-то потом. Я же, наоборот, превращалась в полупрозрачный силуэт. Когда я исчезну здесь окончательно — я проснусь. Но пока этого не произошло, я должна обернуться.

За спиной тихо-тихо поскрипывало. Трескучий, режущий хруст. Так скрипит натянутая под тяжестью верёвка.

Я всё поняла раньше, чем обернулась. Я разглядела эту жуткую картину в огромных испуганных глазах мальчика: под самым потолком Надд раскачивался в петле. Глаза старика вылезли из орбит, распухший язык вывалился изо рта, по штанине стекала тонкая струйка мочи. Запахло гнилью, хотя тело ещё даже не начало разлагаться.

Я в страхе отскочила в угол и вжалась в стену. Захотелось заорать. Истошно, во всё горло, как в фильмах ужасов. Но из разинутого рта вылетел вовсе не мой крик, меня опередил светловолосый мальчик. Его визг на мгновенье заглушил дьявольский скрип. Потом женщина, перепуганная не меньше его, но стойко державшаяся, спешно закрыла ему глаза руками и прижала к себе. Сама она не моргала. Им бы выйти, убежать, но они оба продолжали стоять у раскрытой двери. Тело продолжало раскачиваться, верёвка продолжала скрипеть.

Я почти растаяла — значит, я скоро проснусь в своей постели, в съёмной квартирке на Клинтон-стрит, в районе Вест Луп. Выпью кофе, разберу почту, и начну шаг за шагом строить новую жизнь. Но здесь и сейчас мне непреодолимо захотелось помочь этой женщине с волосами цвета ночи и этому мальчику с кожей, словно фарфор.

— Уходите! Хватайте ребёнка и без оглядки убегайте отсюда! Вы слышите?! — Я безрезультатно пыталась ухватить их за плечи и потрясти. Но для них я всего лишь призрак. Между тем меня захлестнула тревога. Она билась в груди, словно птица в клетке. На эту женщину и ребёнка надвигалось несчастье, а я не могла никак их предостеречь. — Уходите! Бегите со всех ног! Спасайте себя!

В какой-то момент женщина оторвала взгляд от висельника и уставилась на меня. Не сквозь, а именно в мои призрачные глаза. Мальчик перестал всхлипывать и теперь стоял смирно. Смиренно . На его голове откуда-то появилась чёрная корона. Она была будто соткана из тумана, нет — из теней. И, видимо, корона здорово впивалась в его нежную кожу: на его волосы, лицо и плечи капала и тут же таяла кровь. Он её унаследовал.

Меня словно ударило по затылку чем-то тяжелым. Резко потемнело, и комната обветшала. Мальчик и женщина исчезли, но одновременно с этим я знала, что они всё ещё где-то в доме. Теперь за окном была ночь и бушевала гроза. В доме ночь темнее, чем снаружи. Я сидела посередине опустевшей комнаты, а за спиной всё ещё скрипело. Я обернулась. Надд теперь раскачивался весело и энергично. Он улыбнулся мне посиневшими губами и задрыгал конечностями.

— Ты не могла принять другое решение. Твоя нить Ариадны проходит через это место. Только не утони в болоте, дорогая.

В этот раз мне удалось закричать. Только теперь не от страха. Я кричала, чтобы разбудить себя. Чтобы проснуться в своей постели, в яркое июльское утро. И я проснулась. Проснулась и вспомнила, что предпочла встретиться с Эммой Аддерли, чем возвращаться в дом Нади. Я была так напугана, что приняла неправильное решение.

Я открыла глаза. Было темно, словно ни одна поверхность больше не могла отражать свет, только поглощать. Но я всё равно без труда определила своё место нахождение: пришла познакомиться с «соседом» лично.

Любимый дедушка в объятьях петли — «висельник» — страшная картина, навеки застывшая перед глазами несчастного Мишеля. Скрип той верёвки — самый пугающий звук в его жизни. Это преследовало меня всё моё пребывание здесь. Это преследовало его всегда. Я свернулась клубком и заплакала. Ничего честнее придумать не смогла.

— Полли? В чём дело? — рассеяно спросил Мишель, распахнув дверь комнаты Надда. — Ты что, лунатила?

— Да, я пришла сюда во сне…

Он подошёл и накинул мне на плечи одеяло.

— Мне так жаль, Мишель… Я всё видела. Почему он… Это всё из-за Теней? Как с братом Питера?

Мишель мрачно покосился на потолок. Сколько бы ни прошло времени, он продолжал видеть там петлю. Он смог вырвать комнату из дома, он смог, как ему казалось, навеки закрыть дверь. Но не смог запереть внутри скорбь и тот страх. Страх вырывался наружу пугающими скрипами. Считал себя таким же полноправных хозяином дома, как и Мишель. И вот страх добрался до него через меня. Я вновь вспомнила тот вечер, когда он не позволил мне уехать. Он пришёл в мою комнату, чтобы послушать, о каком скрипе я говорила. А потом засмеялся, как полнейший безумец. Теперь-то я знаю, что это был смех обречённого.

— Нет, Полли. Просто он так решил и всё. Он отчаялся. — Комната по-прежнему была бархатно-чёрная. Но Мишеля я видела отчётливо, как иногда не видела и при дневном свете. — Думаю, он всё решил задолго до моего приезда. Как и меня, Надда в детстве отправили сюда. А когда он уже стал взрослым, к нему должен был отправиться мой отец. Но Надд сжалился над ним, позволил прожить обычную жизнь. Он хотел положить этому конец. Когда он постарел, стало очевидно, что ничего у него не вышло. И семья отправила меня сюда. А так как они знали, что Надд уже слишком стар, подослали присматривать за мной Диану Беккер. Ты всё видела… Так из наследника я превратился в нового хозяина.