Анна Иванова - Вера. Надежда. Смерть [СИ]

То, что он почувствовал пальцами, не было похоже на глянцевую обложку, или красный шершавый корешок. Просто бумага. На всякий случай он достал сложенные вчетверо листки А4, чтобы проверить, вдруг паспорт внутри. Развернул. По страницам бежал легкий наклонный почерк. Он его тут же узнал по характерным загибам на заглавных «А» и «П». Но не это заставило Руслана задохнуться. Ему был знаком не только почерк, но и сами записи. Точнее, ксерокопии, с которых был сделан этот дубликат.

— Поднимайся, — схватил меня сзади под руки и потянул вверх убийца.

От его прикосновения мне захотелось запрыгнуть назад в трясину. Он прижал меня к себе. Спину пронзила боль. Что-то твердое уперлось по обеим сторонам позвоночника. Карманы куртки были набиты орудиями пыток. Я опустила взгляд на его руки, сцепившиеся у меня на груди. Скольких женщин он замучил ими до полусмерти, а потом сжег… Убийца потянул еще живое, но уже не принадлежащее мне тело влево, в гущу леса. Если бы я знала, что шанс на спасение утопнет вместе с кроссовкой, вообще не стала бы выбираться из ледяной жижи. Лучше окоченеть насмерть, чем еще раз пережить все, что он проделал со мной три года назад. Единственное, что теперь могло оправдать этот выбор, оставалось под вопросом.

— Ты стала легче, а на вид толще. Мышцы весят больше, чем жир. Нужно было тренироваться.

— Где Валя? — запрокинула голову и посмотрела ему в глаза я. — Хотя бы теперь скажи правду. Ее здесь нет?

— Валя уже далеко отсюда.

Я затрясла головой. Горячие слезы брызнули из глаз.

— Думаю, она уже в Москве.

— Что?

— По крайней мере, билет она купила туда.

— Хочешь сказать, — морщась от удара голой пяткой о камень, проговорила я, — она и правда жива?

— Я никогда не вру.

Как же, Сергей. Он же Вадим, он же Саня, и еще черт знает кто.

— Тогда откуда у тебя ее телефон?

— Украл. Она, конечно, думает, что потеряла своего фоню, — произнес он любимое Валино словцо, а меня будто обдало кипятком. — Но поверь, горюет она сейчас не о нем.

— Валя знает, что я у тебя?

— Сколько надежды в голосе, — расхохотался он, волоча меня по корням деревьев. — Нет, конечно. Валю только что бросил Саня. Ей сейчас не до тебя.

— Почему ты это сделал? — часто заморгала я, стараясь сквозь слезы разглядеть, куда он меня тащит. — Я имею в виду, почему ты ее отпустил?

— Потому что твоя дура-подруга меня сфоткала. И в инстаграм выложила, зараза. Если бы я ее сейчас завалил, меня бы стали искать. Но ничего, пройдет время, фотка забудется… Ее аккаунт в инстаграме я уже удалил.

— Значит, ты бы все равно ее отпустил, даже если бы я не приехала?

— Бери выше, — сказал он, затягивая меня на поваленное дерево, служившее мостом через заполненный водой овраг. — Я посадил ее на автобус раньше, чем позвонил тебе.

Выходит, вместо того чтобы спасти Валю, я обрекла ее на такую же участь, как и себя. Тупица! Меня захлестнула злоба. На себя. На три проклятых года, которые казались спасением, а на самом деле были затянувшейся пыткой. На НЕГО. Первое правило из шпаргалки, что полгода стояла у меня в рамке на каминной полке, гласило: «В случае похищения сохранять спокойствие». К черту всю эту херню! Что с ясной головой, что нет, я все равно сдохну. Только ярость сейчас способна избавить меня от его кошмарной прелюдии.

— Говоришь, ты никогда не врешь? — встряхнула я плечами. От неожиданности он даже пошатнулся, но устоял на ногах и перетащил меня на противоположный склон оврага.

— Я не обманул, твоя подруга еще жива.

— Пока жива. Ты обещал, что отпустишь ее, а сам собираешься медленно ее убивать, как и меня.

— С тобой я слишком затянул, с ней справлюсь быстрее, — он подтянул мое напрягшееся тело выше и поволок еще быстрее. Пришлось начать перебирать ногами, чтобы следом за кожей не содрать со ступни мясо. — Но слово я сдержал, сейчас Валя жива.

— Только потому, что она выложила фото. Твое слово этой коряги не стоит, — я на бегу пнула торчащую из земли ветку и чуть не взвыла от боли. — Ни в какой армии ты не служил, и папа твой тобой не гордится!

Он меня отпустил. Я по инерции продолжила двигаться, пока в спину не прилетел толчок. Не успела вскрикнуть, как уткнулась лицом в землю. Кажется, нос сломался. К лучшему. Ему нравится, чтобы все было красиво. Пусть теперь любуется. Чем ужаснее я буду выглядеть, тем лучше. Все равно больше никто и никогда меня не увидит.

— Кто тебе давал право говорить про моего отца, а? — склонился надо мной убийца. — Мандавошка, я тебя спрашиваю!

Он схватил меня за ворот косухи и усадил на колени.

— Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Я ей, твари, жизнь спас, — сплюнул он, роясь в карманах куртки. — Давай сюда руки!

Пока он заводил за спину мою левую руку, я высвободила правую.

— Сука. Сиди смирно!

— Смирно? Тебя папа этой команде научил?

— Поговоришь мне сейчас.

— А мужиком быть он тебя не учил?

— Пасть закрой! — схватил меня за горло и, брызжа слюной мне в ухо, проорал маньяк.

Этой команде пришлось подчиниться. Трудно говорить, когда не можешь вздохнуть. Даже после того, как он выпустил мою шею, в горле продолжало так сильно першить, что на глаза наворачивались слезы. Пока я кашляла, он успел поймать обе мои руки и накинуть на них веревку. Почти теряя сознание от удушья, я все же смогла перекрестить запястья. Нужно же для приличия соблюсти хоть одно гребаное правило из шпаргалки.

— Сейчас я тебе покажу, какой я мужик… — проговорил он сквозь зубы, возясь с веревкой.

— Никакой, я с прошлого раза помню, — голос охрип, в горле все еще продолжал стоять ком, но сдерживаться я больше не могла. — У тебя так ни разу и не встал по-настоящему. Снова будешь запихивать в меня все подряд и представлять, что это твой огрызок? Кстати, а папа знает, что ты импотент? Или ты ему…

Он с размаху заткнул мне рот ладонью, при этом, кажется, выбив пару передних зубов. Красивых, ровных, белоснежных зубов. А если мой череп не прогорит, и однажды компания, приехавшая в лес за грибами, его найдет? Черт с носом, там все равно будет дыра. Но как я им понравлюсь беззубая?

— Мой отец был уважаемым человеком. Офицером, — проговорил мне на ухо убийца. — А ты проститутка. Шалава подзаборная. Нет, даже хуже. Ты сутенерша. Мамка, которая воспитывает шаболд. Еще слово про папу скажешь, и я тебя заживо спалю, поняла?

Я закивала. Он медленно убрал руку от моего лица.

— Так ты теперь сирота? Извини, я не знала.

Убийца не ответил, но и новых зубов мне не выбил.

— Соболезную, правда. Сколько уже прошло? Года четыре?

— Шесть почти.

— Значит, ты убиваешь уже шесть лет?

— Какого…

— Ты же после смерти папы начал, да?