Себастьян Фитцек - Аэрофобия 7А

Но она все равно не кричала. Во всяком случае, не так громко, как хотела бы — как минимум, с силой взлетающего самолета.

Но одного ее жалобного постанывания хватало, чтобы превратить подвальный проход, в котором она лежала, в помещение с акустикой собора. Эхо ее мучений звучно отражалось от стен и поглощалось сумеречным светом, который ее окружал. Она сумела пройти всего несколько метров, вниз по деревянной лестнице, которая вела в темноту. Затем буквально упала без сил. Ее настигла новая схватка и повалила на землю.

Когда схватка прошла, Неле на мгновение испугалась, что ослепла. Но потом тени вернулись. От металлического контейнера посередине прохода и деревянных дверей, криво висящих на петлях и напоминающих шоры для лошадей.

Подземная тюрьма , — подумала она . — Я попала в заброшенную подземную тюрьму.

Здесь внизу она видела только силуэты. Зато слух и обоняние обострились.

Она чувствовала запах кала, мочи, собственного пота и страха. Слышала, как раскрошился и осыпался цемент в стене, когда она попыталась подтянуться за выступающую медную трубку — возможно, бывший водопровод? — и встать. Чтобы вопреки боли бежать дальше, по зловещему, выложенному плиткой коридору, в воняющую шламом и плесенью темноту. Прочь от шагов за спиной. На лестнице.

Шагов, которые приближались вместе с голосом, который превратил ее отчаяние в настоящую панику.

— Неле?! — услышала она крик своего похитителя. Сумасшедшего и правда могли звать Францем; он назвал ей свое настоящее имя. Потому что не собирался отпускать ее на свободу.

— Неле, вернитесь. Пожалуйста. Я могу вам все объяснить.

Новая схватка. Уже третья за последние несколько минут.

Господи, пожалуйста, пусть только она не будет снова длиться час , — молилась Неле, понимая, что ее восприятие времени такое же безнадежное, как и положение, в котором она находилась.

Одна, голая, беззащитная.

— Это моя ошибка. Я не сержусь, что вы сбежали от меня. Я должен был лучше все объяснить.

Голос звучал почти грустно, не как в фильмах, где серийные убийцы либо выражались слишком изысканно, либо напевали какую-нибудь сумасшедшую песенку. Франц же говорил так… искренне. Словно он действительно сожалел о том, что делал. Но то, что он ненормальный, не вызывало сомнения.

И его следующий вопрос это подтверждал.

— Вы знаете, чем люди принципиально отличаются от прочих млекопитающих?

Тем, что убивают без причины? — хотела крикнуть ему в ответ Неле, но была слишком занята брюшным дыханием.

Она выяснила, что это помогает ей лучше подготовиться к схватке, которая в любую секунду была готова пронзить ее тело.

— Мы единственные млекопитающие на земле, которые и во взрослом возрасте продолжают пить молоко, — ответил Франц на собственный вопрос. Голос по-прежнему звучал с верхней ступени лестницы, ведущей в подвал. За последние секунды Франц не сдвинулся с места. — И никто, действительно никто, не представляет, что это означает. Какие последствия имеет наше потребление молока!

Тем временем Неле сделала невероятное: подтянулась за медную трубу. Сантиметр за сантиметром, пока не встала на ноги, пусть и полусогнутые.

Она почувствовала, как что-то влажное начало стекать по ее голым бедрам, и наклонилась вперед, встав на четвереньки и повернувшись спиной к похитителю, — но Неле надеялась, что он не видит ее, как и она его.

— И я говорю не о поносе из-за непереносимости лактозы. Или раке простаты, который вызывает молоко, так же как и остеопороз, и диабет.

Неле содрогнулась, представив, что у Франца есть прибор ночного видения. Или его голос — просто запись на пленке, а он сам давно уже незаметно спустился в подвал.

И через несколько секунд она почувствует прикосновение его пальцев. Его дыхание на своем затылке.

— Я говорю об очень, очень большом, невыносимом горе!

Неле споткнулась, упала вперед. И перекатилась на бок — ненамеренно, у нее просто не было больше сил.

— Пожалуйста, Неле. Вернитесь. Позвольте мне все объяснить. Вы умная женщина, вы поймете.

Она снова оперлась руками об пол, структура которого вдруг изменилась. До этого она ощущала только холодные потрескавшиеся плиты и грубый бетон, а сейчас посадила себе занозу, когда провела ладонью по дереву.

Дерево? В полу?

Она ощупала пол и обнаружила зазор. Провела пальцами по ложбинкам.

Надежда охватила ее с той же силой, что и начавшаяся схватка.

— Вы поймете, что все это необходимо. Что все мы должны принести жертву, чтобы изменить ход вещей. Неле, вы меня слышите?

Да, да, слышу, псих!

Неле слышала его голос и приближавшиеся теперь шаги. Но в первую очередь она слышала лязг. Металла о металл. Она обхватила пальцами кольцо, которое было закреплено в дереве. И со всей силы потянула.

— Неле? Что вы там делаете?

Даже если бы она хотела, то не смогла бы ответить Францу. Потому что понятия не имела, что открывает. Не знала, почему в подвале под старым хлевом в полу был деревянный люк и станет ли он для нее путем на свободу или к гибели.

— Давайте будем разумными, — услышала она Франца. Ей и правда удалось сместить деревянную крышку.

Она пошарила руками в темной пустоте, на краю которой вдруг оказалась. Неле не представляла, насколько глубока дыра под ней. Поднималась ли вонь гнили и падали, напоминающая зловонное дыхание умирающего животного, с глубины нескольких метров или сантиметров.

— Здесь нет выхода, я все проверил. Мне правда не хочется применять силу. Во всяком случае, больше, чем необходимо, чтобы открыть миру глаза.

А мне не хочется умирать, — подумала Неле и — вопреки здравому смыслу, но за неимением альтернативы — скатилась в дыру. Крича так громко, что у нее сорвался голос, но не настолько пронзительно, как того заслуживала боль схватки, которая застала ее в свободном падении.

Матс

Матс отреагировал на мягкий гонг дверного звонка и почувствовал, как холодок побежал по позвоночнику от копчика до затылка, когда понял, кому он только что открыл дверь скай-сьюта.

— Аугусто Перейя, — представился пилот, которому на вид можно было дать лет сорок, и приподнял черную фуражку. У мужчины было оливкового цвета лицо и темные волосы, начинающие редеть на затылке. Кривоватый, неправильной формы нос, который напомнил Матсу неаккуратно выдавленный тюбик зубной пасты. Поверх белой рубашки с темным галстуком был надет пиджак антрацитового цвета с четырьмя золотыми полосками на обшлагах рукавов. — Я командир самолета.

— Какие-то проблемы? — спросил Матс аргентинца по-испански.

— Можно войти?

— Да, да, конечно. — Матс посторонился, и относительно невысокий, но зато очень крепкий на вид пилот прошел за ним.