Меган Миранда - Девушка из Уидоу-Хиллз

— Знаешь, я представляла себе эту работу как-то иначе. Не знаю, чего ожидала, только после смены я стараюсь обо всем забыть.

— Понимаю.

Я припомнила Сидни с бутылкой вина, собиравшуюся смотреть «Закон и порядок». Себя с бокалом. Каждый из нас справлялся как мог.

Элиза достала из холодильника молоко и масло.

— В семнадцать лет я угодила в аварию. Потом помню только боль. Выкарабкалась благодаря медсестрам — они не давали мне сойти с ума, поддерживали положительный настрой. Каждый день вспоминаю их лица. Мне захотелось стать такой, как они.

— Надо же, — тихо промолвила я.

Новые факты из чьей-то жизни всегда заставали меня врасплох, как будто только у меня могло быть неизвестное прошлое. Боясь выдать о себе какие-то подробности, я никогда особенно не откровенничала, поэтому и со мной делились редко. Так я оберегала свою тайну.

Теперь же мне захотелось рассказать ей что-нибудь, поделиться какой-нибудь подробностью прошедшей ночи.

Элиза вдруг отшатнулась от плиты, глядя перед собой в окно.

— Лив, там кто-то бродит.

Я встала, стул царапнул пол.

— Полиция?

— Точно нет. Какой-то старик во фланелевой рубашке.

— А, — пульс замедлился, — это мой сосед Рик.

Элиза наверняка слышала о нем, хоть и никогда не видела. Я открыла заднюю дверь, подруга выглядывала из-за моего плеча. Рик шел по краю участка, направляясь явно не к моему дому. Было непонятно, куда он шел, тем более без своей обычной тележки.

— Рик? — окликнула я.

Он повернулся и зашагал к нам — от его привычного вида, клетчатой рубашки и ботинок, на душе сразу стало спокойнее.

— А, хорошо, что ты уже дома. Я вышел немного проветриться. — Посмотрел по сторонам, понизил голос. — Мне сказали, что можно ходить где угодно, кроме отгороженной части, но каждый раз, как я выхожу из дома, возникает чувство, что за мной следят.

Я понимающе кивнула, сразу вспомнив о ночи, проведенной в компании следователя Ригби. Казалось, она записывала и оценивала каждое мое слово и движение. Затем я подумала о пистолете под умывальником в ванной Рика. Вспомнила изоленту и другие вещи, которые он прятал. Свет у него в доме, застеленную кровать. Все, что могла заметить или обнаружить полиция.

С другой стороны, он вышел во двор вместо меня, велел мне вымыть руки перед приходом полиции. Мне стало стыдно — ведь я сама втянула Рика в этот кошмар, прибежав к нему за помощью.

— Мы только вернулись. Это моя подруга Элиза.

— Привет, — поздоровался Рик, отступая назад. — Тогда не буду вам мешать. Дай знать, если что понадобится.

— Спасибо, непременно.

Старик повернулся было, но передумал.

— С Ниной все нормально прошло?

— С Ниной? — вмешалась Элиза. — Это та следователь?

Я знала, что Рик, как и я, дал показания. Мне хотелось его расспросить, проверить, все ли сошлось, узнать, сообщили ли ему какие-то подробности. Только не при Элизе. И не при полицейских, снующих вокруг дома.

— Да, — ответила я обоим сразу. — Все нормально. Она отвезла меня в больницу, — я показала на перевязанную коленку. — Пришлось зашивать.

— А, ну ладно, — сказал Рик. — Нину я знаю с детства. Хорошая девочка.

Он повернулся и пошел. Мы давно выросли, а Рик по-прежнему воспринимал нас как детей, далеких от его собственного прошлого.

— Заходи, если будет что-то нужно, — крикнула я ему вдогонку.

Закрыла дверь, и в ящике по обыкновению зазвенели приборы. Мы стояли и смотрели в окно на уходящего Рика; он махнул на прощание рукой и пошел к себе, убедившись, что я в безопасности.

— Странный мужик, — сказала Элиза.

Наш откровенный разговор закончился, так и не начавшись.

— Да нет, это же Рик. Он за мной присматривает.

— Хм… Где у тебя венчик?

Я достала его из среднего ящика и протянула Элизе. Когда она отвернулась и начала взбивать яйца, мой взгляд задержался на ящике повыше.

В чате упомянули канцелярский нож. Небольшой, острый и практичный. Я пользовалась своим всего пару дней назад, когда открывала посылку с вещами матери. Задержав дыхание, я чуть выдвинула верхний ящик. Несколько ручек, ножницы, блокнот. Я покопалась в них дрожащими пальцами, хотя сразу увидела, что ножа там нет.

— Ой, тебе болтунья пойдет? — спохватилась Элиза.

Я отпустила ящик, чувствуя себя невесомой, как улетевший в небо шарик.

— Лив? — переспросила она. — Таблетка, что ль, подействовала?

— Прости. — Я тряхнула головой. — Да, болтунья — отлично.

Я слышала, как щелкнул газ, зажегся огонь, и зашипела сковородка.

Никогда не любила замкнутых пространств, чем меня отчасти и привлек этот дом — простором вокруг, множеством окон и выходов, смежными комнатами, плавно переходящими одна в другую. Теперь дом казался тесным, за мной велось наблюдение, и я не могла просто так уйти.

Канцелярского ножа на месте нет. При мысли о том, где он мог быть, внутри все переворачивалось.

Посылка пришла в среду, тогда же я ее и открыла. Достала вещи, забылась на секунду… должно быть, случайно сунула нож не в тот ящик. Или в коробку.

— Так, садись, — скомандовала Элиза, указывая венчиком на стул.

Скорей бы уж она ушла, чтобы я смогла проверить ящики. Перевернуть все вверх дном, пока не найду нож. Знала, что не успокоюсь, пока он не будет у меня в руках.

Элиза поставила передо мной тарелку, и я, к своему удивлению, набросилась на яичницу так, будто голодала несколько дней. После всего-то случившегося.

— Ты бы помедленнее ела…

Я отложила вилку и уставилась в одну точку.

Яичница на подносе. Рядом с кроватью — мама, руки скрещены на груди. У изножья кровати — врач. Стук вилки по тарелке и никак не наступающее насыщение, бездонная пропасть. «Арден, ешь помедленнее…»

Первые дни после спасения. Перед глазами замигали сцены — воспоминания, перемешанные с явью. Эти помутнения в сознании начались после того, как я открыла посылку. На следующее утро в больнице мне даже померещился смех матери — громкий и визгливый, который ожидаешь от девочки-подростка, а не от взрослой женщины.

В районе десятой годовщины несчастного случая со мной уже происходило нечто подобное. На меня накатывали воспоминания о событиях, которые я помнить просто не могла. То я спускалась с крыльца и видела девочку в ночнушке, шагающую рядом, причем все вокруг было в сепии, как на старой фотографии. Или, проезжая на школьном автобусе по засаженной деревьями аллее, видела отряд ищущих меня добровольцев. Или, засыпая, видела мать, выкрикивающую мое имя.

Не воспоминания, а фрагменты новостей, фотографии из газет и книги матери. Одна из истин, которые я тогда усвоила: рассказанная история принадлежит вовсе не тебе. Она принадлежит автору. Свидетелю. Рассказчику.

И фраза «Та девочка из Уидоу-Хиллз, помните?» возвращала людей не к моим воспоминаниям, а к их собственным.