Кэт Эллис - Мистер Джиттерс

– А это? – Я по-прежнему не могу оторвать глаз от портретов Мистера Джиттерса.

Он так же пристально смотрит на меня:

– А, да.

Я бросаю на Картера быстрый взгляд, и он смущенно пожимает плечами:

– Я использовал музейную куклу в качестве натуры. Просто для практики.

Звучит неубедительно, но я не переспрашиваю.

– А это что за лицо под водой?

Рисунок, который я видела при первом посещении музея, лежит на стопке старых газет. Взглянув на него, я снова возвращаюсь мыслями к подземному озеру и вспоминаю это жуткое ощущение, когда не понимаешь, идешь ли ты ко дну или выбираешься наверх. В памяти всплывает белое пятно, приближающееся ко мне в темноте, я снова чувствую зубы на своей коже… и под кожей.

– Это не я рисовал, – отвечает Картер.

Он вглядывается в рисунок, потом поднимает его ближе к лампе и указывает на подпись в нижнем углу листа. Я вижу дату и инициалы – «ТЛ». Мозг автоматически начинает расшифровывать эти буквы.

Темный Лес.

Трепещи, Лола.

Только Лорелея.

– Это инициалы моего отца, – говорит Картер. – Тео Лэй. Папа в основном фотографировал, но иногда и рисовал. Этот набросок он сделал за несколько недель до смерти, – рассказывает он, прикалывая рисунок к пробковой доске. – Подожди здесь, я принесу еще одну коробку: думаю, я оставил ее в мезонине.

Шаги Картера эхом разносятся по коридорам. В этой комнате так душно и тесно. Не представляю, как Картер может работать здесь. Несмотря на навязчивое желание убежать, я возвращаюсь к его рисункам. Мистер Джиттерс смотрит на меня, обнажив зубы в зловещей ухмылке. Кажется, он недоволен тем, что его заточили в бумажную тюрьму. Интересно, оживут ли рисунки, если я выключу свет? Я представляю, как десятки маленьких копий Мистера Джиттерса наполняют комнату, расползаясь, как насекомые.

Тревожно сглотнув, я беру в руки набросок, сделанный отцом Картера. Лицо под водой непохоже на Мистера Джиттерса – по крайней мере, ни на одну из версий, которые мне довелось увидеть. Кажется, это женщина. Волосы раскинулись по водной глади вокруг нее, но сама она неподвижна. Ее лицо выражает умиротворенность. Я складываю рисунок и прячу в карман. Думая о том, что Картер может заметить пропажу, я ощущаю давно забытое приятное волнение. Он может увидеть меня такой, какая я есть, без привязки к Нолану, Лорелее, Голливуду, деньгам и славе. Потому что все это на самом деле не про меня. И думаю, мне хотелось бы, чтобы Картер меня разглядел.

Я поднимаю взгляд, услышав приближающиеся шаги:

– Ну что, нашел?

Никого нет.

– Картер?

Тишина. Но я точно слышала кого-то за дверью. Я медленно подхожу и выглядываю в темный коридор. Пусто. Но, посмотрев в другую сторону, я улавливаю какое-то движение, как будто кто-то только что свернул за угол.

– Эй!

Я выбегаю в коридор, не сомневаясь, что сейчас наконец поймаю девчонку, которая преследует меня с самого первого дня в Харроу-Лейке. Но за углом никого нет. Просто еще один узкий коридор. Наконец я замечаю дверь, встроенную прямо в очередной книжный шкаф. Мерцающий холодный свет сочится из дверного проема. Изнутри раздается чуть слышное жужжание, похожее на отдаленный звук старого самолетного пропеллера. Я вхожу в крошечный кинозал. В рассеянном свете проектора я вижу четыре ряда тесных кресел, повернутых к экрану. Они пусты.

– Картер!

Тишина. Я уже собираюсь выйти из кинозала, но тут узнаю фильм на экране. Это «Ночная птица», правда с эффектом зернистости, как будто снимали на старую кинопленку. Фильм порезан на короткие фрагменты и смонтирован заново. Нолан был бы в ярости. Кадры беззвучно прокручиваются задом наперед под треск проектора. Кто это сделал? И зачем?

Появляется Пташка с застывшим расфокусированным взглядом, и когда кадр расширяется, я вижу городских жителей, пожирающих ее тело. Только теперь их движения оживляют ее: они вставляют на место оторванные куски плоти, и она проглатывает свой предсмертный вопль. Потом сцена обрывается и сменяется той, где Пташка должна выбираться из пещеры, в которой пряталась. Но все наоборот: она пятится к темному входу, движения кажутся обрывистыми и неестественными. Ее воспаленный взгляд в последний раз появляется на затухающем экране, и затем она исчезает.

Зачем кому-то понадобилось монтировать «Ночную птицу» таким образом? Фильм и без того достаточно страшный, а сейчас он превратился просто в бессвязный кошмар. Городские жители с высоко поднятыми фонарями должны гнаться за Лорелеей через пещеры, но они двигаются в обратном направлении. Они одеты точно так же, как люди, которых я видела на Мейн-стрит.

Сцена снова сменяется, и в кадре появляется священник. Он шагает по руинам церкви задом наперед, а затем на несколько секунд экран полностью гаснет: видимо, здесь не удалось чисто смонтировать два отрезка. Затем экран вспыхивает снова, только на этот раз кадр построен таким образом, словно зритель видит происходящее чужими глазами. Взгляд смотрящего устремлен вниз, на покрытую листьями землю и узкие маленькие туфельки с закругленными носами. На экране появляется девочка с длинными черными волосами, снятая со спины. Среди деревьев виднеется ее тоненькая тень. Девочка берет кого-то за руку – кого-то с длинными, похожими на иглы пальцами. Теперь, когда я вижу ее кисть крупным планом, я замечаю, что бледная кожа покрыта трещинами, как разбитый фарфор. Экран снова гаснет. И опять какие-то хаотичные кадры.

Мистера Джиттерса не было в «Ночной птице». Не было. И девочки с длинными черными волосами тоже… По спине пробегают мурашки, и я пытаюсь убедить себя, что это от холода, а вовсе не оттого, что девочка кажется мне такой знакомой, хотя я даже не вижу ее лица…

На экране снова появляетс я видео. Теперь Пташка бежит сквозь пещеры вдоль подземного лодочного маршрута, испуганно озираясь, как будто слышит в темноте чьи-то шаги. Мистера Джиттерса и странной девочки больше нет. Сцена зацикливается, проигрывается то в нормальном, то в обратном порядке, ускоряется, замедляется. Наконец изображение начинает расплываться, и я закрываю глаза буквально на секунду. В голове по-прежнему навязчиво жужжит проектор. И тут все прекращается. Я моргаю, но вокруг лишь густая темнота. Единственный источник света – тонкая полоска под дверью. Я вскакиваю с кресла, встряхиваю руки и ноги, которые успели онеметь и замерзнуть (и когда я успела сесть?), и на ощупь пробираюсь к выходу.

– Картер! – кричу я.

Нет ответа.

– Мистер Брин!

В коридоре с книжными шкафами чуть светлее, хотя свет выключен. Куда подевался чертов Картер? Я бегу в фойе музея. Нужно поскорее отсюда выбраться.

За стойкой у входа никого нет. Кресло мистера Брина пустует. Полки и стеклянные шкафы отбрасывают длинные тени. Стены сжимаются.