Джозеф Нокс - Улыбающийся человек

— Я разберусь.

Я вернулся в машину. Воняло антисептиком — Сатти надраил гелем все, что можно. Рация скользила в руках.

— Потерпевшая не желает давать делу ход. Конец связи.

Теперь диспетчер закроет заявку.

— Как все прошло? — встрепенулся Сатти. — Собираешься прижучить подозреваемого?

Я открыл окно, чтобы не задохнуться, завел мотор и выехал на дорогу.

— Дай угадаю, — продолжал Сатти. — Сама страшнее ядерной войны, но говорит, что какой-то урод осмелился ее поцеловать.

Я молчал.

Сатти не имел ни семьи, ни друзей. Поговаривали, что он был подающим надежды детективом. Но потом стал проявлять нездоровый интерес к людским трагедиям и увлекся ночными дежурствами. Случилось это лет десять назад. Теперь он жил только работой. В основном мы патрулировали улицы, ища неприятностей. Тешили себя надеждой начать серьезное расследование. И довести его до конца. Надежды обычно не оправдывались — дело приходилось передавать дневной смене. На следующую ночь оно чаще всего возвращалось к нам — информация причудливым образом искажена, элементарные оперативно-розыскные мероприятия не проведены. Мы, агенты в штатском, были официально подотчетны Отделу уголовных расследований, но там про нас редко вспоминали. Детективы в форме относились к нам чуть лучше, чем крайне пренебрежительно. Я всем этим занимался, потому что у меня не было выбора.

Но Сатти обожал свою работу.

Люди его одновременно притягивали и отвращали. Всех парней он считал неженками и придурками, девушек — проститутками или еще хуже — феминистками, но с радостью просиживал ночи в камерах с задержанными, слушая их признания. Подвозил домой тех, кто потерялся, напился или сделал и то и другое. С виду вроде как проявлял сочувствие, на самом же деле упивался чужим моральным падением.

И вносил в него свою лепту.

То косвенно сдаст информантов отъявленным головорезам, то высадит эскортниц в самом криминальном районе. Он рассказывал мне, что как-то раз явился на собрание «Анонимных алкоголиков», вылил бутылку водки в бесплатный кофе и смотрел, как присутствующие пьянеют.

— Подвез потом одну шалаву крашеную, — говорил он. — Оттрахал так, что у нее чуть шевелюра не полиняла.

Наша совместная работа была войной на измор.

Сатти открыто меня презирал, но любое проявление ответных чувств лишь подпитывало его ненависть. Так что я старался разговаривать с ним как можно нейтральнее. В ответ на грубейшие слова и выходки я лишь молча улыбался, чтобы не доставлять ему ни малейшего удовольствия.

Он был крупного телосложения, и ссорились мы часто, но физической агрессии с его стороны я не боялся. Слишком его устраивало существующее положение дел. Однако с моральным давлением все обстояло иначе. Как-то мы стояли на обочине с погашенными фарами и ловили нарушителей скоростного режима. Было то ли три, то ли четыре часа утра. Сатти от нечего делать принялся рассказывать случаи из своей практики и постепенно добрался до первого дежурства в ночную смену. Он тогда приехал на вызов в собачий приют.

— Стоит такая ведьмочка у входа. Длинное черное пальто, перчатки без пальцев, все дела. И трясется вся, будто ее бьет током или голоса в голове не дают покоя. Особенно сегодня. Гитлер, Хо Ши Мин и Фред Уэст [5] Фред Уэст — британский серийный убийца, действовал в период с 1967 по 1987 г., был арестован в 1992 г. и покончил жизнь самоубийством в 1995 г. одновременно. Подхожу я к ней весь такой любезный, а она мне начинает втюхивать всякую религиозную чушь, спрашивать, спас ли я свою душу. Мол, будет второе пришествие Христа, уже началось и так далее и тому подобное. Я ей отвечаю, что, дорогуша, может, и будет, но точно не сегодня. Короче, оказалось, что она вломилась в приют и совершила какой-то обряд над собачками. Я попросил ее подождать на улице. Захожу в коридор, и в нос шибает просто невероятная вонь. В каждой клетке насквозь мокрые собаки. — Сатти рассмеялся. — Она их бензином покрестила. Сама стоит у двери, спиной ко мне, и вздрагивает. Спичками чиркает. Сумасшедшая сучка чуть не отправила нас к праотцам.

Наружу Сатти выбрался, но лишился бровей и большей части шевелюры. Он рухнул на лужайку и выкашливал легкие под вой и лай горящих заживо собак. А едва рассвело, пошел по следам странной женщины. В лесу следы оборвались. Больше ее никто и никогда не видел. Сама история меня не поразила — после ночных дежурств наслушаешься и про призраков, и про невероятные висяки.

Меня встревожила реакция Сатти.

— Тогда я и понял, — подытожил он. — Голод, войны, обездоленные дети… Мы родились под занавес, Эйд. Человечество в агонии. Мы запрограммированы на самоуничтожение. Отсчет пошел. Мы — последние люди на Земле.

Он говорил серьезно. И что хуже всего — восторгался своей теорией.

Ночная смена для всех означала разное. Для начальства — способ услать неугодных подальше, практически в небытие. Для меня — проявление трусости, возможность спрятаться от себя самого и смотреть, как жизнь проходит мимо. Но для моего напарника ночная смена и была жизнью. Местом в первом ряду на светопреставлении. И он уже аплодировал стоя.

— Ну, что я говорил? — Сатти в очередной раз полил себе лицо, шею и грудь антисептиком. — Сборище идиотов.

Ночной клуб «Инкогнито» располагался в лофт-баре за вокзалом Пиккадилли. Очередь начиналась у входа и заканчивалась за углом. Мужчины стояли группками, курили и ругались. Их бесили яркие неоновые огни, жара и то, что девушки в летних нарядах равнодушно проходят мимо. У большинства ожидающих были стрижки под машинку и рубашки навыпуск. Голоса сливались в монотонный гул, который прокатывался туда-сюда по очереди.

— Порция генетического высера. — Сатти достал из бардачка влажные салфетки и вытер руль, который я только что выпустил из рук.

Хотя эта нелестная характеристика мужчин, по его мнению, относилась и ко мне тоже, нельзя было не признать, что все двадцать человек в очереди выглядели как под копирку.

— Прогуляться не желаешь? — спросил я.

Сатти выбросил скомканную салфетку в окно.

— Ноги бы не мешало размять. Знаешь хозяина?

Уже на улице я покачал головой.

— Чувак тащится сам от себя. Тот еще красавчик. Видок как у певца с круизного лайнера, который лет десять в порт не заходил.

К входу подошли две девушки, держась за руки. Мужчины перестали бубнить и жадно уставились на них. Охранник скривился, будто только что замахнул чего-то крепкого. Потом отступил в сторону, пропуская девушек, и проводил их взглядом до лестницы. Он был подстрижен так коротко, что виднелись вены на голове. Чуть короче — и можно было бы прочесть его мысли.