Джозеф Нокс - Улыбающийся человек

— На что?

— Прийти в наш клуб. Все анонимно. Лучшее заведение, у меня нет конкурентов. И вообще, в городе, где за каждой вывеской «клуб» скрывается притон или что похуже, откровенности никто не требует.

— А вы, значит, откровенничаете?

— Мужчинам подавай девчонок помоложе. А девчонкам — мужчин побогаче. Но вас такой расклад, я вижу, не устраивает. Жертв ищете? Их тут нет, приятель. Каждый получает, что хочет и когда хочет. Подавай ему имя парня, который тут был на прошлой неделе. — Он рассмеялся. — Посмотрите правде в глаза и катитесь отсюда.

Настала моя очередь улыбаться. Я встал, радуясь тому, что мне открылось истинное лицо хозяина заведения.

— Вы мне очень помогли, мистер Расселл. Благодарю вас.

Вернулась Алисия с коктейлем.

— Вот, пожалуйста, — предложил Расселл. — Получите удовольствие за мой счет.

Я взял бокал и опрокинул его содержимое на голову Расселлу.

— Все как вы просили. — Я вручил пустой бокал ошалевшей девушке.

Охранник обхватил меня локтем за шею и потащил к выходу.

Сатти хохотал как сумасшедший.

— Я же тебе говорил. Собака не поймет, что перед ней дерьмо, пока ее носом в него не ткнешь.

Мы направились к машине через дорогу.

— Эй! — крикнул кто-то сзади.

Я обернулся. К нам шла Алисия.

— Коллекционируешь ты этих девиц, что ли? — зевнул Сатти. — Ладно, буду у себя в офисе.

Я пошел навстречу Алисии:

— Ты меня звала?

— А кого еще? Думаете, можно просто так заявиться и испортить людям жизнь?

— Кроме парика, я ничего не испортил. Есть что сказать по делу?

Она посмотрела на меня через свои непроницаемые линзы:

— Да, кое-что.

— Рассказывай. — Я проводил ее обратно на тротуар. — Тебе лет сколько?

— Восемнадцать, — неохотно проговорила Алисия, думая, что я сомневаюсь, можно ли ей уже алкоголь.

— Я сегодня разговаривал с твоей ровесницей, которая на прошлой неделе напоролась здесь на ублюдка. Мне нужно имя, чтобы его приструнить. Твой дружок считает, что я прошу слишком много. А ты?

— Смотря кто этот ублюдок.

— Олли или Оливер.

Она не сдвинулась с места.

— Слушай, если знаешь, о ком я говорю, помоги, пожалуйста. Мне нужна фамилия или любая другая информация. — Я шагнул к ней, пропуская посетителей, направлявшихся в клуб.

Алисия сложила руки на груди и тихо произнесла:

— Картрайт.

— Оливер Картрайт?

Она едва заметно кивнула.

— А где живет, не подскажешь?

— Башню Империал-Пойнт знаете?

— В Киз?

Она кивнула:

— Квартира десять-три.

— Расскажи о нем.

Но она уже отвернулась и пошагала обратно в клуб, обхватив себя руками за плечи.

— Ты знала, — сказал я ей в спину.

Она остановилась.

— Как только я сказал про домогательства, ты сразу поняла, о ком я.

Она полуобернулась:

— Мы с Олли были неподходящей парой. Оба любим доминировать.

— Подвезти тебя куда-нибудь?

— Куда, например?

— Домой.

Алисия улыбнулась. Сначала едва уловимо, потом широко. Провела тыльной стороной ладони по губам, будто пытаясь стереть улыбку. На запястье осталась ярко-розовая полоса помады.

— А мне не надо никуда ехать.

Я не ответил, и она вновь рассмеялась:

— Гай Расселл — мой отец.

От вокзала Пиккадилли до Киз двадцать минут езды, минуя центр. В это время суток на дорогах было пусто.

— Зачем нам туда? — недоумевал Сатти.

— Вряд ли тебе будет интересно.

— Да делай что хочешь. — Сатти отвернулся к окну. — Меня, главное, не впутывай.

— Во что? В работу?

— Да во что угодно, — отмахнулся он. — Снова твои чертовы девчонки. Прошлого года мало?

— Ты — мастер закрывать глаза на дело, Сатти. На все дела.

Он одарил меня тем еще взглядом, но промолчал.

Остаток пути мы проделали в тишине.

В Киз приехали к половине первого ночи. Раньше на этом оживленном участке Манчестерского канала располагались доки. Когда производство переместили за границу, они постепенно пришли в упадок. В восьмидесятых до района добралось новое поколение городских застройщиков. После полумиллиардных вложений в строительство на месте порта возникли ультрасовременные высотки с зеркальными фасадами. Единообразные конструкции из стали и светоотражающих панелей казались огромными осколками стекла, воткнутыми в землю под невероятными углами. Архитектура района и материальное положение здешних жителей резко контрастировали с обветшалым жилым фондом города.

Я вышел из машины и направился к входу в здание. Сатти тут же занялся протиранием руля.

Башня Империал-Пойнт стала первой и самой высокой здешней постройкой. Это было разноуровневое здание асимметричной формы. Этакое визуальное воплощение обваливающегося рынка ценных бумаг. В отличие от Оуэнс-парка, затихшие улицы и здания Киз не пробудили во мне никаких воспоминаний. В этот район меня вызывали только по поводу семейных ссор. То ли стены тут были особо тонкие, то ли люди особо несчастные.

Я позвонил в домофон и представился консьержу, скособочившемуся за стойкой. Похоже, я его разбудил.

— Я вас провожу наверх… — Он оправил на себе рубашку.

— Спасибо, я найду, — ответил я на пути к лифту.

Я вышел на десятом этаже и ступил на качественное, как в дорогих гостиницах, ковровое покрытие. Над головой гудели кондиционеры. Стены на ощупь были ледяными. Светильники с сенсорными датчиками загорались и снова гасли. Замершие коридоры казались одинаковыми. Я дважды прошел по кругу, прежде чем нашел квартиру 1003. В дверной глазок кто-то смотрел. Не успел я постучать, как дверь приоткрылась на цепочке, и в щель выглянул хозяин квартиры.

— Олли Картрайт?

— А вы кто? — Он оглядел меня.

— Детектив-констебль Эйдан Уэйтс.

— Уже глубокая ночь, детектив. Что вам нужно?

— Может, поговорим в квартире?

Хозяин посмотрел на меня. Я — на него.

Он закрыл дверь, убрал цепочку. Снова открыл дверь и процедил сквозь зубы:

— Проходите.

Среди мужских пиджаков с подплечниками на вешалке выделялась поношенная женская джинсовка. Я прошел в бежево-серую гостиную. Мебель выглядела новехонькой; на дальней стене красовался телевизор размером больше входной двери. Под ним стоял дорожный чемоданчик с жестким корпусом. Я сел. От кондиционера веяло прохладой. В уголках стеклянного журнального столика виднелись остатки какого-то порошка.

Так-так, кто-то решил расслабиться.

Картрайт в халате с монограммой стоял у двери и наблюдал за мной. Пытался выглядеть сурово. Крупный мужчина лет тридцати пяти — сорока, как и говорила Софи. Редеющие волосы, обвисшие щеки, красное от выпивки лицо. Мне стало досадно оттого, что девушка, с которой я совсем недавно разговаривал, провела с таким ночь. Захотелось выместить на нем злость.