Кэролайн Кепнес - Провидение

У нее . В коротком коридорчике меня встречает сладковатая волна запахов. Женский голос. « А торт в день рождения можете? Торт-мороженое? И свечи такие, в форме цифр?» Прислоняюсь к стене. В голове жар. И внутри жар. На стене напротив яркая, разноцветная табличка: « Фраппе дня! Арахисовое масло и зефирный крем!» Вместо восклицательного знака должно стоять двоеточие.

Я закрываю глаза. Вспоминаю четвертый день рождения Чаки. Накануне вечером я вошел к нему в спальню. Он улыбался во сне, и я подумал: « Вот оно» . На следующий день я рассказал об этом доктору, и Ло ахнула: « Ты почему мне ничего об этом не сказал?» Я сказал, что это мой ей подарок, хорошая новость, что я хотел сделать ей сюрприз. Помню, как она обняла меня. Помню силу и любовь ее объятий.

Но потом мы увидели доктора. Она никакой радости не проявила. Сказала, что отметит этот факт, что это интересно . Каждую ночь в течение следующей недели я оставался в его комнате и ни разу не заметил, чтобы у него шевельнулись губы. Спустя какое-то время я уже не был уверен, что действительно видел его улыбку. Каждый видит то, что хочет видеть. Особенно в темноте. Особенно когда речь идет о вашем ребенке.

В мужском туалете я закрываю дверь. Писсуар давно не мыли, поднятая крышка унитаза вся в желтых потеках. Дети . Но не мой мальчик. И не Бородач. Я промахнулся. Доверился инстинкту, пошел за ним, а он ошибся. Так всегда и бывает. Да, иногда он прав, но я сознательно блокирую все те моменты, когда он ошибался. День рождения Чаки. В тот раз Стейси пришлось спешно везти в больницу, и я был уверен, что она потеряет ребенка. Никому такого не желаю, но что-то подсказывало – в этот раз и о ней вспомнили в аду. Но все обошлось, все получилось прекрасно. Вот как бывает.

Я проиграл. Не чутье меня подвело. Оно сделало то, что делает всегда. Нашептывало, не давало покоя. Но моя работа в том и состоит, чтобы знать, когда оно действительно что-то ухватило или когда просто потягивается, умоляя вселенную бросить мне косточку.

Бородач ушел. Найти его невозможно. У меня нет на него выхода. Нет и не было.

Расстегиваю «молнию». Расстегиваю ремень. Обделавшийся и с голым задом, я трепещу на ветру, вот только ветра никакого нет. Есть только сырой, влажный воздух с запахом мочи. Я выдыхаю, пытаясь помочиться. Ну же, давай. Жжет. Сопротивляется. Смотрю и вижу то, что ожидал увидеть. На этот раз он прав, мой внутренний голос. Что-то не так. Я вижу кровь, и это моя кровь.

Думаю, я хотел сделать это с того самого дня, как перебрался сюда, просто взять и уничтожить все это дерьмо, каждый кусочек жизни, которую никогда не хотел и в которой увяз, с этой полужизнью, не-жизнью, жизнью-отравой. Матрас с гребаными простынями, доставленный из «Таргет», они никогда не были такими мягкими, как я хотел, потому что я ошибся, читая описание онлайн. Режу их, рву, пока не пробивает пот, вонючий данвичский пот. К черту простыни. Будь ты проклята, жизнь. Будь проклят ты, Роджер, и будь проклят ты, Магнус.

Я беру блендер, который заказал в «Бест бай» и который, вместе с DVD «Смешанных» [69] Англ. «Blended», романтическая комедия с Адамом Сэндлером и Дрю Бэрримор. , хотел подарить в шутку Хлое, как будто когда-нибудь она войдет в мою жизнь, как будто когда-нибудь ей понадобятся такие вот вещи, как будто когда-нибудь она пожелает иметь их. Я швыряю блендер в стену, весь, с пластиковым флаконом и тяжелым основанием. Он не разбивается. К черту блендер.

Микроволновка, этот творец великого множества жалких, убогих блюд, эта обработчица всего того, что попадало в нее из холодильника, всего того, что поддерживало во мне жизнь, как будто эта жизнь того стоила, как будто я мог рассчитывать на жизнь. Быть живым – ничто, если нет возможность жить.

Сталкиваю микроволновку с полки, и она с треском грохается на пол.

Футболки из «Урбан аутфиттерс» – к черту. Я не могу расслабиться в этой дыре с кирпичными стенами. К черту картину из «Этси»; когда-то голубые, белые и черные мазки что-то значили для меня, напоминая цвета банки с зефирным кремом. Режу холст ножом. К черту искусство, из-за которого я только чаще думаю о ней. Хлое .

Пламя разрушения бушует во мне, гнев, который я так долго усмирял. Я уничтожаю все это, потому что оно – его. Он сделал меня таким, отшельником, к двери которого стекается бесконечный поток пакетов. Я ломаю вещи, потому что не могу сломать Роджера.

Добро пожаловать , так он сказал.

Все это я держал в себе так долго, с тех пор как сунул в карман ту книжку, «Ужас Данвича». Я играл роль Мальчика-из-подвала – ради мамы, ради телевидения. Я позволял всем считать себя доказательством того, что не все заканчивается плохо, что Роджер Блэр не победил, потому что вот он я, образец здоровья ! Но сегодня всему пришел конец. Сегодня я подвел черту под ожиданием. Сегодня я найду Мини.

Хватаю ключи. Взлетаю по ступенькам.

Мини дома нет, но я вижу его жену, Сэди, расположившуюся на уютном диванчике в их семейном гнездышке. На огромном телеэкране идет «День матери», но взгляд Сэди прикован к телефону. Она в мягком плюшевом халате, очки для чтения сдвинуты на самый кончик широкого розового носа. В доме Сэди одна, но ее окружает множество людей: на стенах в рамочках фотографии ее детей, семейные каникулы на Фиджи, их внук, их прекрасная большая жизнь, жизнь, которая невозможна для меня. На кофейном столике дышит открытая бутылка вина. На ногах у нее белые пушистые тапочки, и на левом отсутствует бантик.

Я фотографирую женщину. Потом фотографирую тапочки на ее ногах.

Открываю почтовый ящик Питера Федера, прикрепляю обе фотографии. Думаю, та, на которой недостает бантика, должна произвести впечатление. Я понимаю, что рискую, что Мини может обратиться в полицию. Но я наблюдал за ним достаточно долго и понял, что он любит жену. А еще я знаю, как поступил бы в ситуации, когда кто-то угрожал бы Хлое. Я бы сделал все, чтобы спасти ее. Пишу коротко, бесстрастно, ясно:

У вас десять минут, или ваша жена умрет.

Позвоните по этому номеру, или она проследует за бантиком.

Звонит телефон. Я вынудил Мини взять трубку, и теперь он говорит со мной ровным, холодным тоном:

– Кто вы и что вам нужно?

Я не отвечаю.

Он нервничает, идет по комнате.

– Я слышу, черт возьми, ваше дыхание.

– Доктор Мини, все очень просто. Мне нужно, чтобы вы сказали, где я могу найти Роджера Блэра.

– Что ж. И у меня все очень просто. Я не знаю. И кто, черт возьми, вы такой?

– Вы знаете, где он. И если не скажете, я убью вашу жену.

– Чепуха, – ворчит Мини. – Роджер, я знаю, что это ты. Ты пользуешься каким-то аппаратом для изменения голоса, но поступить так со мной можешь только ты.