Кэролайн Кепнес - Провидение

– Нет, – хрипло выдавливает он. – Я исправил.

– Ты не понял, – говорю я. – Тебе не нужно этого делать. Скажи, как мне с этим справиться.

Слова падают с его губ ниточкой слюны.

– Я… был… Я видел тебя…

– Мне нужна твоя помощь.

– Я помог, – говорит он. – Я сделал тебя… Тебя…

Я повышаю голос.

– Мне нужна твоя помощь.

– Ты мое чудо, Джон.

Он таращит глаза. Он улыбается. Его слова звучат у меня в голове. Ты мое чудо. Будто я принадлежу ему. Он снова что-то бормочет, говорит, что следил за мной.

– Провиденс, – называет он, кашляя. – Линн.

Все то время, что я выслеживал его, он шел за мной. Это больно бьет по мне. Он близок к смерти, но не боится и не чувствует вины. Он – дедушка, умирающий в окружении внуков и своих детей, довольный собственным вкладом в науку. Я для него и сын, и внук, и вклад. Я снова упрашиваю его. Он гордо и вызывающе качает головой.

Очевидно, я задаю не те вопросы. Из краешка рта течет слюна. Он тычет в меня пальцем и, не отводя взгляда, говорит уже более осмысленно:

– Ты читал книгу, Джон. Уилбур терроризирует всех.

На лице появляется что-то вроде улыбки. Магнус. Я вспоминаю, как, проснувшись в подвале, читал письмо, написанное им для меня в книге об Уилбуре. На секунду я покидаю собственное тело. Я снова в подвале, отравленный его словами, тайным крестом, который вынужден носить, невидимой меткой. Я брожу по торговому центру – этому центру – и твержу себе, что буду хранить его тайну, как свою. Добро пожаловать, Джон. Он – плеть повилики, а я – беспомощный хозяин. И теперь он пытается перевернуть все с ног на голову, сравнивает меня с Уилбуром, жестоким получеловеком, чудовищем.

Хватаю его за воротник и трясу.

– Не делай так. Я не смогу с этим жить. Не смогу.

Он задыхается, но выдавливает:

– Наверняка сможешь.

– Я хочу, чтобы ты вылечил меня.

Он улыбается.

– Не волнуйся, Джон. Ты знаешь, что станет с Уилбуром.

С Хлоей все будет в порядке.

Я не ошибся. Было то, что врачи назвали сердечным приступом. Виноват мальчишка Бронсон, но не в прямом смысле. Он сам отравлен, и сделал это не намеренно. Его сердце ударило по другому сердцу.

Приятнейшая из медсестер предлагает мне кофе.

– Спасибо, – говорю я ей, принимая чашку.

Пробую представить себе, как он это делает, потом – как это сделал Роджер Блэр. Отпиваю кофе. Не знаю, как люди пьют подобную гадость. Есть вещи на свете, которые вы никогда не сможете понять. Но вы можете о них знать. Знать вы можете.

Та же сестра стучится в дверь.

– Эй, мистер ДеБенедиктус, вас зовут.

На улице встречаюсь с местными копами, направляющимися в торговый центр.

– Уверен, что не хочешь ехать впереди?

Это наш командир на сегодняшний вечер, начинающий офицер службы реагирования, О’Киф. Мальчишка, симпатичный мальчишка.

– Мне и сзади хорошо, – говорю я. – Но спасибо.

И мне действительно хорошо сзади. Обычно, когда едешь на место преступления, не знаешь, чего ожидать. Хотя прекрасно представляешь, как это может выглядеть или где сегодня может пролиться кровь. Помню, как в ту ночь ездил посмотреть Кришну. Хотя было уже почти утро. Помню, как недоумевал на следующий день, почему Бородача нет ни в одной из местных больниц.

Теперь я знаю.

– Думаю проскочить окольными путями, – говорит О’Киф. – Там впереди случилась авария, лучше ее объехать. Может занять больше времени, но сам знаешь, если поедем прямо, застрянем.

– Делай, как считаешь лучше.

Он кивает мне в зеркало заднего вида. Хороший парень. Кроме всего прочего, у меня будет несколько минут в запасе. Надо затвердить свою версию, ту, что я рассказал этим ребятам в больнице. А она такая. Я поскандалил с женой и поехал в торговый центр. Я гуляю по торговым центрам, чтобы выпустить пар. Услышал, как кричит девушка. Зашел в «Роллинг Джек», а она там склонилась над телом. Мужчина лет под тридцать. В него явно стреляли. Два раза. Девчонка подлежит аресту. Я ее хватаю, везу в больницу, и там подтверждают арест. Они стабилизируют ее состояние, а мы садимся в эту машину. И уже въезжаем на стоянку у торгового центра.

– Ты сказал, пистолета не было?

– Я не видел.

– И ты не думаешь, что это она стреляла в него.

– Я знаю, что не стреляла. Готов спорить на собственную жизнь.

О’Киф извлекает что-то из своих зубов, орудуя языком. Разговорчивый парень.

– Знаешь, мы с ней вместе учились в старших классах, – говорит он. – Она собиралась замуж за того придурка.

– Бронсона?

– Нет, – отвечает он. – Другого. Кэррига Беркуса. Я дружил с этим малым. Худшие годы моей жизни. Знаешь, на этих выходных жена потащила меня на их долбаную помолвку, его и Хлои.

Я внимательно слушаю.

– Ты там был?

– Ага, – говорит он, не придавая значения моему любопытству. – И больше не хочу видеть этого придурка. Но, знаешь, жене вечеринка понравилась. Хорошая новость в том, что на свадьбу идти не придется. Жена говорит, что Хлоя отменила ее. Пошел ты, Беркус, самодовольный сукин сын.

Ага.

– Ага.

Он заруливает на стоянку и ухмыляется.

– Я тебе про него много мог бы рассказать. Этот поганец, малыш Беркус, без всякой причины и регулярно избивал Бронсона. А меня звал Пингвином. Как будто из всех мальчишек в футболках «Брюинз» только у меня была грудь колесом. Этот парень просто кусок дерьма. Настоящего, отборного дерьма.

О’Киф отдает строгий приказ организовать периметр, отсекающий прессу . Он помнит, как мальчишкой приходил сюда, когда пропал Джон Бронсон.

– Эти ублюдки не знают, как вести себя на месте происшествия, – говорит он. – Ребята из моей школы разворовали весь подвал еще до приезда судмедэкспертов. Полный бардак.

Я предоставляю ему возможность заняться украшением прилегающей территории. Он руководит своими парнями с желтыми лентами и оранжевыми конусами. Телевизионщики прорваться сюда еще не пытались, и зевак не видно. Но время – хорошая штука, когда тебе нужно повторять свою версию, и я проговариваю ее снова и снова.

Наконец О’Киф свистит. Теперь у нас настоящая команда. Два автобуса, шесть автомобилей. По периметру расставлены патрульные копы.

– Похоже, тебе вести, – говорит он.

Я киваю. И шагаю к зданию.

И вот я, с моими годами и мочеприемником, веду бригаду внутрь торгового центра. За мной следуют коронер и фотограф, фельдшеры «скорой помощи» – я сказал им, что он мертв , – и эксперты в резиновых перчатках, которые возьмут отпечатки пальцев, будут гнуть спины и фотографировать пятна от засохшего фраппе.

Я сделал это. Я. Я выиграл. Я и мое чутье.

Протягиваю руку, открываю дверь и предупреждаю:

– Тут должно слегка вонять. Я уже говорил, было много крови.