Харлан Кобен - Не говори никому. Беглец

Шона помотала головой:

— Убирайся с глаз моих.

— Еще два слова.

— Слушаю.

— Невиновные не ведут себя так, как твой Бек, Шона. Ставлю тысячу против одного, что именно он убил Ребекку Шейес.

— Ясно, — сказала Шона. — А вот что скажу тебе я, Эстер. Одно слово против Бека — и тебя будут ложкой соскребать с асфальта. Понятно объясняю?

Эстер молча повернулась и шагнула прочь. И тут раздался пистолетный выстрел.

Я медленно сползал по ржавой пожарной лестнице и, услышав выстрелы, чуть не свалился вниз. Пришлось распластаться по стене, ожидая, что же будет дальше.

Еще несколько выстрелов, потом крики. Я ожидал чего-нибудь в этом роде, Тайриз сказал, что подхватит меня у дома, но я никак не мог понять, как это ему удастся. Теперь кое-что начало проясняться.

Отвлекающий маневр.

— Тут белый с пистолетом! — закричал кто-то вдалеке.

Ему вторили другие голоса:

— Белый стреляет! Белый с пистолетом!

Снова выстрелы. И — я специально навострил уши — никаких раций. Я висел и старался ни о чем не думать. Мозг отказывался переваривать случившееся. Три дня назад я был дипломированным врачом, уныло ведущим привычный образ жизни. С тех пор я успел увидеть привидение, получить несколько сообщений с того света, стать подозреваемым даже не в одном, а в двух убийствах, сбежать от полицейских, избить одного из них и обратиться за помощью к процветающему наркодилеру.

Неплохо для семидесяти двух часов.

Я чуть не засмеялся.

— Салют, док.

Я посмотрел вниз: Тайриз и еще один чернокожий парень — молодой, лет двадцати, ростом чуть ли не с это здание. Здоровяк глядел на меня сквозь темные очки, которые как нельзя лучше подходили к его бандитскому лицу.

— Давайте, док, слезайте.

Я двинулся вниз. Тайриз глянул вправо, влево, гигант стоял неподвижно, руки сложены на груди. На последней ступеньке я замялся, не зная, как быть дальше.

— Гляньте слева, док, там ручка.

Я потянул за рычаг, лестница скользнула вниз. Когда я ступил на землю, Тайриз поморщился:

— Ну вы и воняете, док.

— Извиняюсь, душ принять не успел.

— Туда.

Тайриз быстро пересек задний двор, мне пришлось бежать, чтобы не отстать от него. Громила бесшумно скользил позади, по-прежнему не поворачивая головы, хотя я мог бы поклясться: он не упустил ничего из происходящего.

Подъехал черный «БМВ» с тонированными стеклами, выдвижной антенной и окантованным номерным знаком. Двери были закрыты, изнутри доносился рэп. Басовый ритм отдавался в груди как камертон.

Я нахмурился:

— Машина не слишком заметная?

— Будь вы фараоном, преследующим лилейно-белого доктора, куда бы вы заглянули в последнюю очередь? — спросил Тайриз.

Наверное, он был прав.

Громила открыл заднюю дверь. Музыка вырвалась наружу с силой, достойной концерта группы «Блэк саббат». Тайриз жестом швейцара пригласил меня внутрь. Я сел, он скользнул следом. Громила устроился за рулем.

Я не понимал, что именно бормочет с диска рэпер, хотя какие-то слова все время повторялись.

— Это Брутус.

Тайриз, несомненно, имел в виду гиганта-водителя. Я попытался поймать взгляд Брутуса в зеркале, но громила по-прежнему оставался в темных очках.

— Очень приятно, — промямлил я.

Брутус и не подумал ответить.

Я вновь переключился на Тайриза:

— Как ты это устроил?

— Парочка моих парней учинила пальбу в районе Сто сорок седьмой улицы.

— А полицейские их не схватят?

Тайриз хрюкнул:

— Не схватят.

— Точно?

— На той улице — точно. У нас там дом один есть, номер пять, так я жильцам даю по десять баксов в месяц, чтобы они весь свой хлам сваливали прямо перед дверью. Ребята знают, как войти-выйти, а копы нет, сечете? Хороший дом, прямо для такого дельца. Парни пальнули пару раз, а пока копы там сквозь мусор продирались, они — фьють! — и уже далеко.

— А кто кричал про белого с пистолетом?

— Другие ребята. Просто носились по улице и орали, что кругом бегает белый псих.

— Теоретически я.

— Вот-вот, теоретически, — ухмыльнулся Тайриз. — Хорошее, длинное слово.

Я откинул голову на спинку сиденья и почувствовал, как тело придавила невыразимая тяжесть. Брутус ехал в восточную часть города. Возле стадиона «Янки» он пересек голубой мост — никогда не мог запомнить его названия — и въехал в Бронкс. Сначала я сидел скорчившись, чтобы меня не заметили снаружи, потом вспомнил, что стекла тонированные, и посмотрел в окно.

Натуральный ад, как в кино показывают. Знаете эти апокалиптические фильмы о ядерной войне и о том, что после нее останется? Кругом высились руины зданий, одно страшней другого. Остовы без каких-либо внутренностей.

Мы ехали молча. Я пытался обмозговать случившееся, но голова отказывалась работать. Какая-то ее часть осознавала, что я нахожусь в состоянии, близком к шоку, остальные части отказывались даже думать об этом. Мы проехали еще немного, впечатление разрухи усилилось, казалось, здесь вообще никто никогда не жил. До клиники было всего-навсего мили две, а я в принципе не понимал, где мы находимся. Наверное, все еще в Бронксе, где-нибудь в южной части.

Порванные шины и рваные матрасы валялись прямо на середине дороги. Огромные кучи цемента возвышались в зеленой траве. По обочинам стояли полностью «раздетые» автомобили.

— Небось и не бывали здесь, док? — прищелкнул языком Тайриз.

Я не ответил.

Брутус затормозил возле одного из полуразрушенных зданий. Я заметил даже какое-то подобие ограды в виде провисшей цепочки. Окна были забиты фанерой, на фанерной же двери болтался листок бумаги — видимо, постановление о сносе. Дверь отворилась, показался человек. Он поднял обе руки, загораживаясь от солнца, как граф Дракула, и заковылял к нам.

Мой мир разваливался на куски.

— Выходим, — объявил Тайриз.

Брутус вылез первым и открыл мне дверь. Я поблагодарил его, он стоически молчал. Лицо Брутуса напоминало лица деревянных индейцев из табачных лавок, я не мог, да и не хотел представить его улыбающимся.

Справа цепь была порвана, мы прошли туда. К нам подковылял человек из дома, Брутус напрягся, но Тайриз жестом успокоил его. Он тепло поздоровался с обитателем дома, они обменялись рукопожатием и разошлись.

— Заходите, — сказал мне Тайриз.

Я нырнул в дом, по-прежнему ничего не соображая. Сначала я почувствовал вонь: кислую — мочи и ни с чем не сравнимую — человеческих фекалий. Что-то горело — знакомое, но точно вспомнить я не сумел. А запах пота, казалось, сочился из самих стен. Было и еще что-то, аромат не смерти, но предсмертной агонии. Какой-то гангрены, словно здесь некто, уже разлагаясь, все еще продолжал жить.

В жаркой духоте — как в печи — валялось прямо на полу, может, полсотни, а может, и сотня человек, будто бревна. Было очень темно, казалось, в доме нет ни электричества, ни водопровода, ни хоть какой-нибудь мебели. Окна заколочены, только кое-где прорывались сквозь щели похожие на лезвия лучи солнца. В их свете можно было разглядеть лишь неясные силуэты и тени.