Харлан Кобен - Не говори никому. Беглец

— Еще как пройдет! Может быть, не гладко, может быть, со скрипом, и все же проскочит. Я помогу. Я должна тебе, потому что мой клиент пустился в бега. Поэтому я, известный противник окружной прокуратуры, поддержу твое заявление. Наплету журналистам, как мы с тобой сотрудничаем, как ты делал все возможное, чтобы права моего клиента были соблюдены, как искренне мы с доктором Беком помогаем и будем помогать тебе в расследовании.

Фейн молчал.

— Как я уже сказала, Лэнс, я могу либо вытащить тебя, либо утопить.

— А что взамен?

— Ты снимаешь обвинение в нападении на полицейского и сопротивлении при аресте.

— Невозможно.

Эстер широким жестом указала на дверь:

— Тогда — пока. С удовольствием увижу тебя на страницах скандальной хроники.

Плечи Фейна едва заметно дрогнули.

— Если я соглашусь, твой Бек будет с нами сотрудничать? Согласится ответить на все вопросы?

— Ради бога, Лэнс, не торгуйся. Не в том ты положении. Я предлагаю сделку — ты либо принимаешь мои условия, либо имеешь дело с прессой. Выбор за тобой. Время пошло. Тик-так! — Эстер покачала туда-сюда указательным пальцем.

Фейн посмотрел на Димонте. Тот яростно жевал зубочистку. Крински положил телефонную трубку и кивнул Фейну. Фейн, в свою очередь, кивнул Кримштейн:

— Давай обговорим детали.

Я проснулся, поднял голову и едва не закричал.

Казалось, все мышцы сорваны напрочь, тело болело в таких местах, о существовании которых я и не подозревал. Я хотел соскочить с кровати. Мысль оказалась дурацкой. Невероятно дурацкой. «Не торопись» — вот девиз сегодняшнего утра.

Больше всего досталось ногам. Неудивительно: несмотря на мое вчерашнее бегство, я отнюдь не спортсмен. Попытаемся перекатиться на бок… Точки, на которые давил вчера таинственный азиат, заныли так, будто там содрали свежие швы. Сейчас бы проглотить пару таблеток обезболивающего, да нельзя — мне нужна свежая голова.

Я посмотрел на часы. Шесть утра. Пора звонить Кримштейн. Она ответила сразу же:

— Все в порядке. Вы свободны.

Я почувствовал лишь слабое облегчение.

— Что собираетесь делать? — спросила Эстер.

Интересный вопрос.

— Пока не знаю.

— Подождите секундочку.

Я услышал в отдалении еще один голос.

— Вас просит Шона.

В трубке зашуршало, потом послышался голос Шоны:

— Нам надо встретиться.

Хотя Шона никогда не страдала излишней сентиментальностью и было бы глупо дожидаться от нее любезностей или поздравлений, я удивился тому, как напряженно, а может, даже испуганно она говорила.

— Что случилось?

— Не по телефону.

— Я буду у тебя через час.

— Я не рассказывала Линде об… этом. Ну, ты понял.

— Возможно, сейчас пора, — ответил я.

— Угу, — пробормотала она. Затем, с непривычной ласковостью, добавила: — Бек, я тебя люблю.

— И я тебя тоже.

Хватаясь за мебель и передвигаясь от предмета к предмету, я наполовину дополз, наполовину доковылял до душа и стоял под упругими струями, пока не кончилась горячая вода. Помогло не очень.

Тайриз раздобыл для меня сиреневый спортивный костюм. Я с трудом удержался, чтобы не попросить у него большую золотую медаль.

— И куда вы двинете? — спросил он.

— Пока что к сестре.

— А потом?

— На работу, наверное.

Тайриз покачал головой.

— Что такое? — спросил я.

— Вы наступили на хвост каким-то плохим парням, док.

— Ага. Я и сам догадался.

— Тот качок, Брюс Ли, вас в покое не оставит.

Я обдумал его слова. Судя по всему, он прав. Я не могу просто пойти домой и сидеть там, пока Элизабет снова меня не найдет. Во-первых, я сам хочу действовать, долгое ожидание теперь не входит в распорядок дня доктора Бека. Во-вторых, типы из фургона вряд ли обо мне забыли и едва ли позволят весело шагать своей дорогой.

— Я вас прикрою, док. С Брутусом. Пока все не кончится.

Я чуть не произнес что-то бодрое типа: «Я не могу позволить тебе рисковать» или «У тебя собственные дела», но, подумав, решил, что если ребята не пойдут защищать меня, то просто вернутся к торговле наркотиками. Тайриз хотел помочь, потому что нуждался во мне, а я, скажем честно, нуждался в его помощи. Бессмысленно предупреждать его об опасности — в таких вещах он разбирался получше. Поэтому я ограничился кивком.

Карлсон дождался звонка из Национального центра баллистического анализа даже раньше, чем предполагал.

— Я сделала, что ты просил, — сказал Донна.

— И как результат?

— Слышал когда-нибудь про ИБИС?

— Да, немного.

Он знал, что ИБИС расшифровывается как «интеграционная баллистическая идентификационная система», новая компьютерная программа, которую центр использовал, чтобы исследовать идентичность пули и гильзы.

— Теперь даже не нужна сама пуля, — рассказывала Донна. — Достаточно прислать нам фотографии. Мы оцифруем их и проверим все, что нужно, прямо на экране.

— И?..

— Ты был прав, Ник. Подошло.

Карлсон разъединился и набрал другой номер. Когда кто-то взял трубку, Карлсон спросил:

— Где доктор Бек?

Брутус ждал около машины.

— Доброе утро, — сказал я.

Брутус не сказал ничего. Интересно, он вообще разговаривает? Я скользнул на заднее сиденье, рядом, ухмыляясь, уселся Тайриз. Вчера вечером мой добровольный «адъютант» убил человека. Конечно, парень сделал это, спасая мне жизнь, но, судя по его поведению, он даже не помнит, что нажал на спусковой крючок. Я, как никто, должен был понимать, как Тайриз дошел до жизни такой. Я не понимал. Я вообще слабоват по части моральных принципов и, когда что-то случается, просто стараюсь осознать ситуацию и сделать свой собственный выбор. Элизабет была более принципиальна в таких вопросах, она обладала своеобразным моральным компасом и, несомненно, ужаснулась бы гибели человека. И не важно, что этот человек пытался похитить, изувечить и даже убить меня. А может быть, важно. Я уже ни в чем не уверен. Горькая правда в том, что я далеко не все знал о своей жене. А она, в свою очередь, обо мне.

В университете меня учили, что делать подобный выбор неэтично. Правила просты: первым получает помощь наиболее тяжелый больной. Независимо от того, кто он и что натворил. Ему хуже всех — ты лечишь его первым. Прекрасная теория, я понимаю ее необходимость. Только вот если в больницу доставят, с одной стороны, моего племянника Марка с резаной раной, а с другой — напавшего на него серийного педофила с пулей в голове? Я сделаю выбор и думаю, никто не сомневается, каким он будет.

Можно спорить, что тут я ступаю на скользкую почву. Согласен, хотя в жизни подобные ситуации случаются чаще, чем кажется. Проблема в том, что, когда вы делаете выбор, его эхо влияет на всю дальнейшую жизнь, и не только теоретически: непредсказуемые последствия любого поступка не только уродуют вашу душу, они могут сокрушить всю вашу жизнь.