Эмили Гунис - Девушка из письма

В итоге она добилась, что пресс-центр Скотланд-Ярда подтвердил: да, они намереваются провести детальное расследование, какие тестирования новых лекарств проводились на детях в приюте Святой Маргариты.

– Но только пройдут годы, пока будут сделаны выводы, а нам тем временем запрещено даже словом обмолвиться об этих опытах над детьми, – сказала она, подняв взгляд на редактора отдела новостей Майлза, присевшего на край стола.

– А что по поводу смертей почти каждого, кто был упомянут в письмах? – спросил он, глядя на список фамилий в ее блокноте.

Сэм тоже подумала обо всех тех людях, за чью гибель, как она не сомневалась, несла прямую ответственность Эльвира. Начиная от ее присутствия при аварии, в которой зимой 1961 года погиб Джордж Кэннон, и заканчивая отцом Бенджамином, которого она сумела хитростью заманить в подземные туннели Святой Маргариты почти через пятьдесят лет после первого события.

– Они утверждают, что нет достаточных оснований вновь открывать те дела. Думаю, они считают, что прошло слишком много лет.

– Как, ни одно из дел? – спросил Майлз и, когда Сэм помотала головой, задал естественный вопрос: – А случай с психотерапевтом? Совсем недавний.

Сэм просмотрела вырезки из газет на своем столе и достала одну из них с крупной фотографией Ричарда Стоуна под заголовком: «Известный психиатр покончил с собой».

– Думаю, Эльвира и здесь сыграла свою зловещую роль, но сумела превосходно замести за собой следы. Впрочем, как всегда. – Сэм чуть заметно улыбнулась, вспомнив утро, которое провела на судебно-медицинской экспертизе, слушая, как сын Ричарда Стоуна рассказывал о глубоких душевных переживаниях его отца в связи со смертью жены.

– Вы знали, что Китти Кэннон была пациенткой вашего отца? – спросил следователь у немолодого уже мужчины в сером костюме и белой сорочке с узким черным галстуком. Кожа лица была бледной, а темные круги под глазами только подчеркивали их яркую голубизну.

– Нет, но мне было известно об одной пациентке, с которой он отказывался прекращать работать, даже когда ему перевалило за восемьдесят. Мама всегда настаивала, чтобы он отошел от дел полностью, а он говорил, что в неоплатном долгу перед этой женщиной и обязан продолжать терапию наилучшим образом. Теперь, как я понимаю, мы все знаем, почему, – не слишком внятно произнес Джеймс Стоун в стоявший перед ним микрофон.

– Знали ли вы о его участии в испытаниях лекарственных препаратов, проводившихся в приюте Святой Маргариты? – судебный следователь смотрел поверх полукруглых линз своих очков, терпеливо дожидаясь ответа мистера Стоуна.

– Нет, не знал. – Джеймс откашлялся и взял небольшую паузу. – Знал только, что в его прошлом было что-то, о чем он никогда не хотел говорить. А его отношения с моим дедом – это отдельная тема, он глубоко переживал по этому поводу. Они вообще не общались. Отец порой погружался в депрессию, такие периоды моя мама называла «черными». Вспоминая это теперь, я думаю, что она знала причину его тревоги, но стремилась оградить нас.

– Как вы считаете, версия самоубийства вашего отца соответствует действительности? – Следователь снял очки, положил их на стол и что-то записал в своем блокноте.

Джеймс Стоун откашлялся, прочищая горло, прежде чем заговорить.

– В газетах пишут, что эта женщина – Китти Кэннон – родилась в Святой Маргарите. Она не могла быть участницей экспериментов с лекарствами и винить в этом отчасти и моего отца? Вы не нашли никаких подтверждений ее присутствия в доме, когда он умер?

– Ничего существенного, мистер Стоун. Ее отпечатки пальцев обнаружены в его кабинете, где он проводил свои сеансы, но это вполне естественно.

– Значит, он принял сильное успокоительное, а затем вскрыл себе вены в ванне? – спросил Джеймс Стоун, и его голос дрогнул.

Следователь кивнул в ответ, снова нацепил очки и посмотрел на свои записи.

– Да, об этом говорят материалы дела. И принял он не первое попавшееся успокоительное. За две недели до смерти ваш отец запросил «Краниум фармасьютикалз» предоставить ему образцы кокинарола, с целью продолжить тестирования. Кокинарол был одним из препаратов, действия которых испытывали в Святой Маргарите. – Он снова поднял взгляд. – А значит, что роль, сыгранная им в тех исследованиях, мучила его намного сильнее, чем можно было предположить, а в совокупности с горем из-за потери жены пытка стала для него нестерпимой…

– Что ж, нам известно, что в подвале того особняка найдено массовое захоронение, – сказал редактор отдела новостей, возвращая Сэм в настоящее. – Из этого следует, насколько масштабным будет расследование полиции случаев тестирования лекарств. У нас есть подтверждения произошедшей подмены, как и того факта, что скелет восьмилетней девочки был найден в септическом отстойнике канализации наряду с другими. Я верно все излагаю?

Сэм кивнула, прикусив до боли губу от мысли, через какие ужасы пришлось пройти маленькой Китти Кэннон, оказавшейся в руках матери Карлин. Ее останки были найдены в отстойнике вместе с разложившимися трупами сотен других детей и взрослых, которые все еще пытались идентифицировать, используя досье, устилавшие пол вокруг трупа Ричарда Стоуна.

– Но даже если оставить пока тему этих трагических смертей, это по-прежнему совершенно сенсационный материал, – продолжал Майлз. – Нам нужно повествование от первого лица, Сэм: ты и твоя бабушка должны рассказать всем о том, как разлука ребенка с матерью повлияла на судьбы нескольких поколений женщин.

– Но я не хочу, чтобы история была про меня. Китти – главная героиня, – возразила Сэм.

– Разумеется, но только Китти Кэннон мертва, а ты и твоя бабушка способны своими воспоминаниями вдохнуть жизнь в эту трагедию. Ты – олицетворение многих сотен женщин нашей страны, которые до сих пор страдают от зла, творившегося в том месте. Думаю, тебе будет лучше начать со встречи твоей бабушки с матерью Айви. Вложи весь свой талант, Сэм. Материал нужен мне к завтрашнему дню, – добавил он, потом его окликнул коллега и он ушел, а Сэм посмотрела ему вслед.

Затем она перевела взгляд на курсор, мигавший перед ней на мониторе компьютера, и впервые ощутила всю тяжесть ответственности перед теми сотнями женщин, вынужденных когда-то отречься от собственных детей в Святой Маргарите. Эти женщины уже в возрасте шестидесяти, семидесяти или даже восьмидесяти лет положат перед собой номер «Таймс» за завтраком, сидя рядом с мужьями, которым, вероятно, ничего не известно о пережитых ими боли и страданиях.

Она издала тяжелый вздох и взялась за страничку, лежавшую поверх целой кипы, – первое из писем Айви, с чего все и началось.