Андерс де ла Мотт - Осеннее преступление

Она знала, что плато, на котором устроили лагерь пятеро друзей, располагалось слева и выше самой каменоломни. После недолгих поисков Анна нашла старую тропинку. Она позвала Агнес и Мило, несколько минут они сражались с колючими кустами, порослью и все более крутым подъемом и наконец вышли на плато в левой части каменоломни. Должно быть, именно здесь и стояли палатки. Перед Анной открылся красивый и хорошо знакомый вид. Лиственные деревья на берегу были выше, а трава гуще, чем на фреске, но черная вода и острые скалы не позволяли ошибиться. Анну поразило, каким тонким художником был, должно быть, Карл-Ю. Не только потому, что он схватил все детали и сумел передать поразительные оптические фокусы водной поверхности. Он воссоздал настроение, повисшее над озерцом. Печаль, которую подчеркивали оранжевые листья и черная вода. Кажется, Агнес тоже уловила ее.

Они молча постояли у края плато, глядя на воду. Анне представлялись очертания тела прямо под темной поверхностью. В душу закралось новое чувство — Анна не понимала, откуда оно взялось. Как будто там, наверху, произошел не просто несчастный случай. Там было еще что-то трагическое и в то же время отвратительное, о чем умалчивали семь пожелтевших документов из старой архивной папки.

Когда они вернулись в Табор, их ждал какой-то фургон. Задние дверцы были открыты, из грузового отделения спускался небольшой пандус. Разговорчивый продавец из велосипедного магазина с величайшим тщанием выводил из машины “веспу” Агнес, но остановился, когда Мило залаял на него.

— Вот и вы, — сказал продавец, когда они подошли. — Я уж начал думать, не случилось ли чего. Мы же на сегодня договаривались с доставкой? Во всяком случае, у меня в ежедневнике так записано.

Он достал из кармана комбинезона пакетик снюса и сунул под верхнюю губу, кончиком языка пристроил на место.

— Извините, это я виновата, — сказала Анна. — Я вообще забыла, что вы сегодня приедете. Огромное спасибо, что привезли в субботу. Хотите кофе?

— Вот спасибо!

Анна включила кофеварку, а Двухколесный Йоран тем временем показывал Агнес, как тронуть “веспу” с места, как остановить, какие кнопки для чего. Когда кофе был готов, они уже управились. Агнес надела шлем и покатила по гравийной дорожке, Мило помчался следом, а Анна позвала говорливого продавца на кухню.

— Вот, значит, тут как? — Он с любопытством огляделся. — Никогда не бывал в Таборе. Видел только со стороны, да и то лет двадцать пять-тридцать назад. Я заметил — горушку убрали.

Анна наморщила лоб, пытаясь сообразить, что он имеет в виду. Безуспешно.

— Карл-Юхан устроил в торце горушку, — пояснил продавец. — Синюю, жестяную. — Он сделал скользящее движение рукой, и Анна, еще немного подумав, сообразила, что он имеет в виду детскую горку.

— Все думали — это он для мальчишки, но Карл-Юхан сам по ней съезжал. Говорил: “Скучно спускаться по лестнице”. Карл-Юхан смотрел на мир по-своему.

Продавец усмехнулся и продолжил рассматривать кухню.

— Как он вообще сюда попал? — спросила Анна, наливая ему кофе. Сочетание “наливать кофе и задавать вопросы” не подвело.

— Карл-Юхан познакомился с Элисабет, когда она училась в Лунде. — Продавец подался вперед и понизил голос. — Элисабет вскоре забеременела, так что со свадьбой пришлось поторапливаться. А там и старый Видье отбросил коньки. Кое-кто говорил, что его из-за потрясения удар хватил. — Двухколесный Йоран ухмыльнулся, и из-под губы выглянул табак.

— Элисабет бросила университет и вернулась домой, в Энглабергу, чтобы помогать матери с усадьбой. Карл-Юхан приехал с ней и водворился здесь. Дело было в семидесятые — зеленая волна, все такое. Сколько же горожан тогда вбило себе в головы, что они должны изменить свою жизнь и заделаться фермерами. За несколько недель научиться тому, чему учатся поколениями.

Он снова усмехнулся, незаметно выбросил табачную жвачку и отхлебнул кофе.

— Значит, из Карла-Юхана фермер был так себе?

— Да уж. Идей море, и одна глупее другой. То пытался выращивать виноград. То держал лам в загоне за домом. Представляете? Ламы. В Сконе. Да нафига они ему? Соревнования по плевкам устраивать?

От собственной шутки продавец поперхнулся кофе.

— Вообще-то удивительно, что Элисабет так долго разрешала ему развлекаться, — сказал он, прокашлявшись. — Через несколько лет банк пригрозил забрать Энглабергу. Так что Элисабет устроила в Таборе ателье для Карла-Юхана и дала ему возможность снова начать рисовать. Неглупо, и не только потому, что картины теперь стоят целое состояние. Еще и потому, что сегодня Элисабет Видье, спасибо Клейну, одна из самых крупных землевладелиц здесь, на гряде. Клейн так заботился об Энглаберге все эти годы, как будто это место — его собственное.

Йоран, похоже, закончил рассказ. Чтобы побудить его продолжать, Анна достала печенье.

— А вам самому каким казался Карл-Юхан? — спросила она, когда гость проглотил первое печенье с малиновым джемом.

— Ну, я время от времени натыкался на него. Так, болтали о том о сем, не больше. Он редко спускался с холмов. Общался в основном с Элисабет и Клейном. Особенно после того, как парень, ну, вы понимаете… — Потянувшись за очередным печеньем, он скорчил печальную рожу. — Жуткая история, для всех, кто в ней оказался замешан. — Он замолчал, откусил печенье.

Анна вызвала в памяти пятерых друзей с групповой фотографии. Радостные вопли в камеру. Друзья навеки. А потом — чувство, которое она испытала совсем недавно, на каменоломне.

— Симон был хороший парень, — продолжал продавец. — Пел и играл в церкви на похоронах моей матери. Даже мне пришлось носовой платок достать. — Он снова улыбнулся, на этот раз Анна испытала к нему больше симпатии. — Я помогал ему доставать яичные лотки. У меня шурин работает на птицефабрике. Можно еще?

Анна налила ему еще чашку “смазочного материала”, одновременно ввернув вопрос, который заставил бы Йорана продолжать.

— Яичные лотки?

Йоран кивнул.

— Для шумоизоляции. Симон устроил в Энглаберге музыкальный зал на втором этаже гаража. Ну, или студию. Я притащил туда двести яичных лотков всего за пару месяцев до несчастья. Там все очень здорово было устроено — магнитофон, микрофоны и всякие штуки, на которые он накопил. Тысячи крон пошли коту под хвост.

— В каком смысле?

— Все сгорело в пожаре.

Анна подняла бровь.

— Гараж в Энглаберге сгорел дотла, — пояснил Йоран. — На следующую же ночь после того, как Симон убился. Парень наподключал усилителей и еще кучу всего, вот электросеть и не выдержала. Во всяком случае, так сказал начальник пожарной команды. — Йоран еле заметно покачал головой, но Анна наметанным глазом заметила это почти неуловимое движение.