Максин Чан - Восьмая личность

Нам навстречу выходит девушка-азиатка. Ее плотно сжатый рот окружен морщинками и похож на кошачью задницу. На девушке короткая черная юбка, чулки и жемчуга. Она поглаживает длинные анисово-каштановые волосы, ниспадающие каскадом завитков. Плотная повязка, охватывающая ее голову, приподнимает челку.

— Это парик? — шепчет Онир, завладевая Телом.

«Ну-ка внутрь», — снова приказываю я, возвращая себе Тело.

Азиатка ловит свое отражение в травленом зеркале рядом с кремовым двухместным диваном, обитым бархатом, и ей явно не нравится то, что она видит. Она хмурит нарисованные брови, поправляет локон. Я улыбаюсь ей, однако она тут же осаживает меня воинственным взглядом и пренебрежительно изогнутыми губами. Ее лицо застывает в жестком выражении.

Она поворачивается ко мне спиной.

— Господи, — говорю я, — я просто хотела проявить дружелюбие.

— Здесь такое не практикуется, — хмыкает Элла.

— Ну и где он, этот Навид? — спрашиваю я, уже испытывая отвращение к этому заведению.

Элла пожимает плечами и оглядывает зал, который медленно заполняется мужчинами в дорогих костюмах. Мужчины собираются группками и курят толстые сигары. Типичные городские франты.

— Не знаю, — отвечает она. — Наверное, нам стоит подождать здесь.

Взобравшись на серовато-белый барный табурет, я, чтобы унять тревогу, считаю бутылки за стойкой — одиннадцать, двенадцать, тринадцать, — затем поворачиваюсь и наблюдаю, как официантка, еще одна азиатка с фальшивой грудью, несет бутылку шампанского, к которой прикреплены горящие разноцветные бенгальские огни. Группа мужчин радостно приветствует ее. Она смеется, ловким движением открывает тяжелую бутылку, кокетничая с мужчинами, откидывает голову и демонстрирует идеальные белые зубы. Она даже позволяет одному из мужчин похлопать ее по попке, а потом легонько пихает его. При каждом движении на ее короткой черной юбочке подпрыгивает шелковый бант.

Разлив по бокалам шампанское, она ставит бутылку в ведерко со льдом и берет кредитную карточку. Мужчины расслабляются. Один пыхает сигарой, выпуская толстое дымовое колечко. Он ладонью стучит по дивану рядом с собой — это приглашение присоединиться к их маленькой вечеринке. Но администраторша улыбается и указывает на бар. Мужчина изображает разочарование, уголки его рта мгновенно опускаются вниз, как у клоуна. Белая нейлоновая рубашка туго натянута на его пузе. Он запихивает сложенную банкноту за чулок девушки.

«Козел», — ругается Раннер у меня в голове.

Она права, думаю я. Он точно козел. В его сознании девушки «Электры» уже сделали свой выбор. Уполномочили свои тела делать что угодно с кем угодно. Но мы же все знаем, что это чушь, которая просто дает возможность этим ублюдкам чувствовать себя комфортнее. Тем самым ублюдкам, которые заводятся от молодых и доступных тел, а своим женам говорят, что будут дома поздно — работа, подлая, совсем замотала, — и просят не ждать их. Разве они задумываются о том, что каждая из этих девушек — чья-то дочь? Никто здесь не желает об этом знать. Это безвкусица. Вульгарщина. Реальность вызывает у меня гнев. И мне сразу становится немного грустно. Если бы этот клуб попробовал меня на вкус, он тут же выплюнул бы меня.

Неожиданно Элла подпрыгивает.

— Эй! — кричит она и машет рукой двум девушкам в обтягивающих джинсах. Обе кичатся своей обнаженной плотью — загорелой до коричневы кокосового ореха, — как будто готовятся к съемкам поп-клипа. Оглядывая девушек, я мгновенно ставлю себя на четвертое место в нашей будущей девичьей поп-группе, как всегда, уступая первенство в грудастости. Я быстро завожу руку за спину и стягиваю заднюю часть бюстгальтера вниз, а затем укорачиваю бретельки в надежде, что в подтянутом состоянии моя грудь будет выглядеть более дерзко.

— Они работают в «Джин&Ко», — шепчет Элла, пока девушки быстро идут к нам.

— Привет, Элла, — говорит та, что покрасивее, и чмокает Эллу в щеку. — Что ты здесь делаешь?

Другая поворачивается ко мне и тоже чмокает меня в щеку, хотя мы с ней не знакомы.

— У меня встреча с хозяином.

— С Навидом?

— Ты его знаешь?

— Да, мы знакомы, — хором отвечают обе и чванливо выпячивают груди, будто это нос фрегата. Подозреваю, они тем самым хотят произвести впечатление на Навида. — Мы работаем здесь с прошлой недели. Больше никаких джинсов. Слава богу.

Девицы смеются.

— Круто, — говорит Элла.

— А кто мне скажет, где тут туалет? — вмешиваюсь я.

— Там, — указывает та, что покрасивее. — За двойной дверью.

Я отклеиваюсь от Эллы с намерением набить в свой крохотный бюстгальтер носовых платков.

Когда я возвращаюсь, возле Эллы вместо девушек стоят мужчина, высокий и атлетического сложения, и пожилая женщина, невысокая и суровая.

Я занимаю свое место подле Эллы.

— Я Кесси, — представляется женщина, пожимая мне руку.

Таких мадам — деловых, в возрасте за пятьдесят, в строгом костюме и с безжалостной улыбкой — всегда можно найти там, где мужчины считают приемлемым покупать секс. Кесси протягивает мне напиток, загибая о стакан розовую соломинку. Она окидывает меня острым как бритва взглядом невыразительных глаз.

— Спасибо, — говорю я, по неловкой позе Эллы чувствуя, что она напряжена. На ее губах застыла фальшивая улыбка, руки скрещены на груди.

Наконец ко мне поворачивается мужчина. Между его губ болтается зубочистка.

— Я Навид, — улыбается он.

Моя первая реакция — паника. Опираясь на спинку барного стула, на котором сидит Элла, он осматривает меня с ног до головы. У него влажные глаза животного. Он одет в темно-синий кашемировый пуловер и белоснежную сорочку, на ногах мокасины «Тодз». Он смотрит на меня, перекидывая зубочистку туда-сюда. Мимо нас проскальзывают те две девицы. Он замечает их, но все же пытается сохранить сосредоточенность. В конечном итоге он опять поворачивается к Элле.

— Я рад, что ты хочешь присоединиться к нам, — медленно, мягким голосом говорит он. Его глаза — как ямы с чернилами. — Ты отлично впишешься в коллектив. Правда, Кесси?

Кесси кивает.

«Фу», — говорит Стая.

Элла опускает руки между ног и наклоняется к нему, словно наэлектризованная его вниманием. Раздуваясь от его похвалы. На мгновение я представляю знакомых мне девушек, которые живут в моем районе чуть западнее меня. В них постоянно тлела надежда, что кто-нибудь из парней постарше — или их отцы — обратят на них внимание. Что кто-нибудь освободит их от жизни, в которой они никогда не чувствовали себя хорошо. В которой их редко ласкали или обнимали.

Кесси смотрит на Эллу, как на призовую корову. Когда она тянется за орешками к миске на барной стойке, с ее правой руки коварно подмигивает бриллиант. Она забрасывает орешки глубоко в глотку, потом опять наклоняется вперед, и нефритовые бусины браслета с громким клацаньем ударяются о стойку. Отвисшая кожа на ее предплечье похожа на брюхо стерилизованной кошки.