Максин Чан - Восьмая личность

Она выпрямляется и проводит ладонями по обтянутым джинсами бедрам.

— Мне следовало бы остановить Эллу, когда она украла куртку, — говорит она.

Я обращаю внимание на резкую смену темы. На переключение на другие события. Алекса сейчас возвращается к первой части сеанса.

— Тирания «следовало бы» и «должна», — говорю я.

— В каком смысле?

— Пользы от деспотичных выволочек самой себе нет. Гораздо более эффективно — поразмышлять над решением, которое ты приняла в тот момент. Тогда у нас больше вероятности извлечь из него урок.

— Ясно. Ну, в следующий раз я вмешаюсь. Сейчас я поступила неправильно. Я была беспечной.

— Ты хочешь наказать саму себя? — говорю я.

— Вероятно.

Молчание.

— Вполне возможно, что часть тебя верит в то, что ты заслуживаешь наказания, — говорю я. — Ты слышишь голос, который велит причинить вред самой себе? Порезать ноги?

Она опять смотрит на картину маслом и кивает. В уголках ее глаз блестят слезы.

— Полагаю, есть и другой голос, который уговаривает тебя не делать этого, — говорю я, — он полная противоположность.

Глядя на картину, она прищуривается.

— У меня есть еще один голос, он хочет, чтобы я убила себя. Следует ли мне прислушиваться и к нему? — осведомляется она, переводя на меня холодный взгляд.

— Важно слушать все твои голоса, — отвечаю я. — Это не означает, что ты должна действовать так, как они говорят. Но если ты будешь отмахиваться от них, они станут громче.

Я вижу по ее шее, что она сглатывает.

— Когда будешь готова, — осторожно говорю я, — попробуй познакомить меня со всеми, кто внутри.

Она снова лезет в свою сумку.

— Я боюсь, — говорит она, смазывая губы гигиенической помадой.

Я еще чуть-чуть подаюсь вперед.

— Слушать всех, Алекса, — это значит принимать всю свою личность. А не только выделять лучшие стороны, признаваемые другими.

— Я всегда занималась членовредительством, — говорит она. — Если я прекращу, я не знаю, куда направится гнев. И кому я причиню вред. Я могу потерять контроль.

— Контроль — это действие. Причем такое, которое ты можешь изменять. Страх мешает тебе признать твои чувства. Но ни одно чувство не является окончательным. Они не должны разрушать тебя.

— Но они несут в себе опасность.

— Верно. Но без риска нет даже малейшего прогресса, — говорю я.

Она опускает взгляд.

— Я могу доверять вам? — спрашивает она.

Откидываясь на спинку кресла, я понимаю, что в ней идет внутренний конфликт, она не знает, передавать ли мне власть. Однако я хочу увидеть, насколько велико ее желание получить помощь и быть откровенной — то есть идти на риск, — поэтому не перекармливаю ее объяснениями и ответами.

Ее взгляд медленно возвращается ко мне.

Я сажусь прямо и улыбаюсь.

— Расскажи мне о Голосах.

Она замирает, на ее лице появляется потрясающее выражение — не изведанной ранее свободы. Страха и облегчения одновременно. Я наблюдаю, как при дыхании поднимается и опускается ее грудь. У меня внутри все свербит от предвкушения.

— Вчера, — медленно начинает она дрожащим голосом, — мы убирались в моей спальне. Энтузиазм проявила только Долли, самая младшая. Остальные ныли, томились, жаловались и сожалели, что не могут оказаться в другом месте. Онир мечтала о йоге, Раннер подумывала о занятиях кикбоксингом. А Паскуды — в общем, они просто оставались внутри. Они не хотят участвовать в том, чем мы занимаемся. Никто из них, кажется, не понимает, до какой степени я вымотана.

Она смотрит на меня, проверяя мою реакцию, и тихо смеется. Заправляет за правое ухо выбившуюся прядь — нервный тик, говорю я себе.

— Спасибо, — говорю я. — Я рад, что познакомился с тобой всей.

Внимательно глядя на свое отражение, рыжеволосая прикасается к уголкам сомкнутых губ. Затем она окидывает взглядом раздевалку, запахивает халат, который не скрывает бронзовые и блестящие от масла ноги, и небрежным бантом завязывает шелковый пояс цвета фуксии.

— Кто-нибудь видел мои щипчики для загибания ресниц? — кричит она, дотрагиваясь до золотого ожерелья.

Остальные девушки «Электры» пожимают плечами. Им нет до нее дела, потому что они заняты собственными волосами и макияжем. Их внимание сконцентрировано на собственных красивых отражениях в зеркалах, по-голливудски окруженных лампами, которые ярко освещают напудренные лица.

— Ты когда заканчиваешь? — спрашиваю я, косясь на самую обычную чуть полноватую девушку, которая с ногами сидит в уютном кресле и листает старый журнал.

Элла отдает рыжеволосой свои щипчики и поворачивается ко мне. Ее рот обведен ярко-красным.

— Часа в два, — отвечает она, крася нижнюю губу, — может, в три.

— Кто это? — шепчу я, кивая на девушку.

— Сильви, — шепчет она в ответ, бросая взгляд на рыжеволосую. — Они давние подруги. Они давно знают друг друга.

Я отваживаюсь взглянуть на Сильви. Она очень мила, выглядит домашней и опрятной. Вельветовые бледно-бежевые брюки, скромный макияж, который только подчеркивает красоту ее глаз.

— Как насчет того, чтобы завтра потусоваться? — спрашиваю я, поворачиваясь к Элле и ощущая спазм в животе. Ожидание потенциального отказа хорошо мне знакомо.

— Давай, — говорит Элла.

Спазм проходит. На его место приходит неуверенность в собственной безопасности при виде почти обнаженного тела рыжеволосой. Опираясь на мое плечо, Элла встает и влезает в туфли с трехдюймовыми шпильками.

— Что вы с Шоном делаете сегодня вечером? — спрашивает она.

— Сначала в кино, — говорю я, — потом ужин.

Рыжеволосая вставляет серьгу-кольцо в одно ухо и прыскает на тело сладкими духами, которым так и не удается перебить мускусно-влажный запах комнаты. Обреченное соперничество, думаю я. Оно пульсирует в сердце этого заведения, как кровь — в венах. Девушки «Электры» вынуждены участвовать в поединках, как гладиаторы от секса; их косые взгляды отслеживают движения друг друга. У них сформировалась своего рода иерархия. Разве они не понимают, что с ними играют? И что игрой управляют мужчины, которые устраивают шоу?

«Вероятно, понимают, — говорит Раннер, глядя на девушек, — но им всем причинен большой вред, и они боятся. И скорее всего, страдают».

Неожиданно я вспоминаю церемонию вручения дипломов, мысленно вижу лицо Мии Найт, когда мне вручили премию Гетти «Новые таланты».

Считалось, что премия обязательно достанется Мие, имевшей надежные связи в высших кругах и наделенной способностью правильно освещать события и болтовней запудривать мозги, а также убийственными амбициями. Так что мой успех, естественно, разозлил Мию, и она морщила свой идеальный носик, возмущенная тем, что я вообще подала заявку на участие в конкурсе, не говоря о том, что выиграла.