Сергей Изуграфов - Смерть на Кикладах. Сборник детективов №1

С такой ездой, раздраженно думал он, тормозные колодки менять придется через месяц. А водителя я бы и вовсе поменял в первый же день. И где только он учился так машину водить?.. Всю душу вытряс, пока доехали.

Смолев отдышался и последовал за инспектором, который успел опередить его всего на десять метров.

– Алекс! – знакомый голос окликнул его, когда он уже взбегал по ступенькам к стеклянным дверям госпиталя. Обернувшись, он заметил Димитроса и Марию, спешащих к нему через дорогу. Очевидно, они шли пешком через парк.

Не исключено, что так еще и быстрее, и удобнее, подумал он. Прохлада, свежий воздух. Посижу там в тенечке, все спокойно обдумаю. Решено! Обратно пойду пешком! – определился он. Пусть Антонидис наслаждается своим «шумахером» в одиночестве. Приняв решение, Смолев приободрился.

– Добрый день! – улыбнулся он молодоженам. – Вы здесь какими судьбами?

– Добрый день, Алекс! – крепко стиснув Смолеву руку, ответил встревоженный Димитрос. – Доброе утро, инспектор! – поздоровался он с Антонидисом. – Мы звонили Катерине, когда она не пришла утром на виллу. Она нам все рассказала. Мы сразу поспешили сюда. Костас, говорят, пришел в себя.

– Какой ужас, – с чувством сказала Мария, крепко держа мужа за руку. – Мы никак не можем в это поверить! Как это могло произойти? Мне так жалко Катерину. Мы пришли ее поддержать и проведать бедного Костаса. Может, мы чем-то сможем помочь, Алекс? Вы только скажите!

– Да, Алекс, безусловно, – подтвердил Димитрос. – Все медицинские расходы мы берем на себя! Это не обсуждается! – решительным жестом отмел он любые возможные возражения. – Костаса ранили на вилле Аманатидисов! Да еще во время нашей свадьбы! У меня это просто в голове не укладывается! И, кстати, – повернувшись к инспектору, проникновенно добавил он, – спасибо вам, инспектор, что не стали тревожить наших гостей. И хотя я уверен, что гости не имеют к этому отношения, тем не менее, мы окажем вам полное содействие в расследовании. Поверьте, мы этого не забудем.

Инспектор Антонидис просиял и поклонился в ответ, бросив благодарный взгляд в сторону Смолева.

– Ну что ж, в таком случае, давайте навестим Костаса и Екатерину, – предложил Смолев. – К сожалению, сказать что-то определенное по поводу случившегося сейчас мы не можем. Если вы не против, сначала мы с инспектором зададим ему несколько вопросов, а вы пока пообщаетесь с Катериной. Костас еще слаб. Мы не будем долго его утомлять.

Стены внутри больницы были выкрашены в нежно-салатовый цвет, большие квадраты люминисцентных ламп дневного освещения заливали ярким светом широкий больничный коридор.

По коридору быстро и деловито сновал медперсонал, немногочисленные пациенты в синих халатах сидели у дверей перевязочных с отрешенно-печальным видом, два дюжих санитара с громким металлическим лязгом выкатили из операционного блока каталку с пациентом и покатили ее вдоль по коридору, в сторону палат. Каталка была тяжела и все время рыскала вправо. Пациент был без сознания, с заострившимся желтым лицом.

Алекс поежился: он терпеть не мог больниц, их специфического запаха, холодного света, почти физического ощущения человеческой беды и боли, которые, словно накапливаясь за многие годы, формировали эту больничную ауру.

Смолева не страшила смерть на поле боя, он давно привык к ее присутствию, как говорил Фудзивара-сенсей, за своим левым плечом. Он научился сохранять хладнокровие в самых тяжелых ситуациях, не боялся крови и ран, но его страшило бессилие и беспомощность.

Хемингуэй был прав во всем, подумал он. Не приведи Господь стать «овощем» и потерять человеческий облик…

Вышедший навстречу прибывшим лечащий врач, который оперировал Костаса, поздоровался с уже знакомым ему инспектором уголовной полиции, и Антонидис, в свою очередь, представил ему Смолева.

Врач – коренастый грек, лет пятидесяти, с очень загорелым, гладко выбритым лицом и добродушно блестящими черными глазами, был в халате, перчатках и хирургической маске, сдвинутой до подбородка.

– А, так это вы оказывали пострадавшему первую помощь? – поинтересовался он на неплохом английском. И после кивка Алекса добавил: – Прекрасно. Вы спасли парню жизнь. Извините, не могу пожать вам руку, спешу на операцию, в другой раз, – и уже убегая в сторону операционного блока, сказал: – Инспектор, все, что я могу вам разрешить – это десять минут с больным, не более! Слышите? Десять минут! Медсестра проверит!

– Десяти минут нам хватит, инспектор, – в ответ на немой вопрос Антонидиса подтвердил Алекс и потянул дверь палаты на себя.

После разговора с Костасом, который был действительно еще очень слаб и нуждался в отдыхе, мало что прояснилось – скорее, все еще больше запуталось!

Инспектор, извинившись, покинул Алекса: необходимо было составить рапорт о происшествии и отправить в департамент уголовной полиции в Афинах вместе с результатами проведенной экспертизы пули и найденного золотого порошка.

Алекс с облегчением отказался от предложенного инспектором авто: прогулка пешком через парк ему была сейчас очень необходима, чтобы привести мысли в порядок.

– Это Никос, отец Костаса, – дождавшись, пока Смолев освободится, Катерина подвела к нему невысокого седого грека с обветренным морщинистым лицом старого моряка, уже в возрасте, но еще крепко стоявшего на кривых ногах. – Алекс, Никос не говорит по-английски, но я переведу.

Старый грек крепко стиснул руку Алекса обеими шершавыми, как наждак, ладонями и, не выпуская, со слезами на глазах произнес хриплым голосом несколько фраз на греческом и вопросительно взглянул на девушку.

– Он говорит, – начала переводить Катерина, сама едва сдерживая слезы. – Он говорит, что вы спасли жизнь его сыну, так сказал хирург. И что теперь у вас на острове есть вечный должник. Никос говорит, что он только старый рыбак, но он сам, его дом и лодка в полном вашем распоряжении в любой момент. Только скажите слово!

Смолев, как мог, утешил старика, сказав, что Костас обязательно поправится, все медицинские расходы будут оплачены Аманатидисами, и Никосу не надо ни о чем волноваться. Теперь нужно просто подождать, пока Костас настолько окрепнет, что его выпишут. Тепло попрощавшись со старым рыбаком, Катериной и молодоженами, Алекс вышел на улицу, пересек дорогу и вошел в парк.

С облегчением он вдохнул полной грудью свежий воздух: пахло цветами, эвкалиптом, чем-то хвойным, возможно, пинией. Он дышал и никак не мог продышаться. Все-таки, он терпеть не мог госпиталей. В свое время он отдал им не один месяц жизни.

Свежий северный ветер с моря, что начинал в июле дуть с восхода солнца и прекращал только на закате, а местные называли «мельтеми», – нес запах соли, йода и водорослей, смешиваясь в парке с хвойными и цветочными ароматами.