Риа Фрай - Не ее дочь [litres]

Ричард, кормящий Робби, поднимает голову. Крупинки риса уже прилипли к полу.

– Что вообще творится? Эмма орала на весь дом. В чем дело?

– Я просто… не могу больше. Я устала быть матерью. Хватит.

– Господи, Эми, ей всего пять. Перестань так драматизировать.

За дверью в столовую появляется Эмма, с такой силой ударяя ладонями по стеклу, что Эми боится, как бы оно не разлетелось на тысячу осколков. Она поворачивается и кричит во всю глотку:

– Иди играть! Сейчас же!

У Эммы дергается глаз – новая и неприятная привычка, которая выводит Эми из себя. Эмма снова и снова теребит дверную ручку.

Ричард затыкает Робби уши большими ладонями.

– Ты в самом деле хочешь выгнать ребенка из дома?

Эми проносится через гостиную и запирает входную дверь. Эмма может оставаться снаружи хоть всю ночь, ну и плевать.

– Что ты вытворяешь, Эми? Ей всего пять лет, а не шестнадцать! Нельзя выгнать из дома пятилетнего ребенка.

Он встает и отпирает заднюю дверь, но Эммы уже нет поблизости.

– Серьезно, Ричард? Нашей дочери пять? А я и не знала. Спасибо, что напомнил.

Кипя от ярости, Эми встает между столовой и кухней и перегораживает проход.

Ричард знает, что грядет, и снова переключает внимание на Робби. Поднимает его с высокого стульчика.

– Иди-ка сюда, парень. Давай помоемся и подготовимся к купанию. – Он косится на Эми. – Разберись с этим, Эми. Ты все-таки взрослая девочка.

Со слюнявчика Роберта на пол сыпется смесь овощей, риса и курицы – очередная грязь, которую придется убирать ей, как всегда.

Эми хлопает рукой по кухонному столу, так что ладонь обжигает боль, в точности как несколько минут назад.

– Ну конечно! Наконец-то до меня дошло!

Ричард закатывает глаза и уносит Роберта в ванную. Эми смотрит на незапертую заднюю дверь. Нужно на несколько минут забыть обо всем и успокоиться. Эмма вернется, ляжет в постель, и завтра они начнут все сначала. Но что-то не дает Эми оставить все как есть. Она делает три шага к двери и поворачивает золотистую защелку. А потом смотрит через стекло, как Эмма играет на траве и хлюпает носом.

Эми идет в спальню. Ей так хочется хлопнуть дверью, чтобы дерево разлетелось в щепки. Но вместо этого она закрывает дверь и пинает кровать. Боль стреляет по ноге от большого пальца до колена и рыхлого бедра.

– Блин!

Она падает на кровать и хватает ртом одеяло. А потом орет в него, вдыхая собственное несвежее дыхание, смешанное с потом и слезами.

Она теряет над собой контроль, сходит с ума, жизнь катится под откос.

Такое ощущение, что проходит много дней, прежде чем она отклеивается от матраса. Одежда стала липкой, около уха натекла лужица слюны. Эми провалилась в глубокий сон, и это говорит о том, что ее срывы происходят в основном от недосыпа. Уже успокоившись, она открывает дверь и божится, что останется спокойной. Нужно только справиться с обычной вечерней рутиной, урывками поспать ночью и начать все сначала. Завтра ей полегчает. Она уж постарается, чтобы полегчало.

Эми бредет по дому, но в нем тихо. Она смотрит на встроенные в плиту часы: девять вечера. Неужели она проспала три часа? Где Ричард? Эми на цыпочках выходит в коридор и заглядывает в комнату Роберта. Ее сын спит на широкой кровати, обняв Ричарда, который храпит рядом. Эми закрывает дверь и идет обратно по коридору в комнату Эммы, надеясь, что дочь уже спит. Сегодня Эми не в настроении вести переговоры.

Комната девочки пуста, постель нетронута. В животе зарождается бисеринка паники. Где Эмма?

На всякий случай Эми все же смотрит под одеялом, обшаривает захламленный шкаф, ванную, гостиную, шкаф в коридоре и даже сырой, покрытый грибком гараж. Неужели она забралась на чердак? Нет, вряд ли. Эмма боится чердака. Эми выглядывает на задний двор, там темно, только уличный фонарь отбрасывает призрачный, потусторонний свет на забрызганные грязью игрушки.

Эми обходит дом и проверяет обе машины – внутри, вокруг и под ними, а потом переворачивает весь двор вверх дном – дерьмовый игрушечный домик, который никому не нужен, всякие инструменты и мусор. Дыхание застревает в горле, теперь там поселилась настоящая паника. «Я заснула, и моя дочь пропала».

Уставшее тело напрягается, резко поворачиваясь. Эми идет налево, потом направо, наматывает бессмысленные и бесцельные круги. Надеется, что колени справятся, не вспучатся как банка с тестом. Она тяжело дышит. На улице тепло, и морось делает все вокруг скользким.

Эми стоит в центре двора, понимая, что после их ссоры Эмма могла пойти только в одно место – в лес. С пересохшим горлом она смотрит на линию бурых стволов и зловещих ветвей, которые вздымаются высоко в небо и растворяются в молоке облаков.

Такое уже случалось – Эмма пару раз уходила в лес, но успевала пройти мимо пары домов, и ее возвращал какой-нибудь сосед. Сколько было времени, когда Эми рассталась с дочерью? Шесть? Неужели Ричард не вышел ее проведать? Он что, забыл отпереть дверь? Она наверняка у соседки… Неужели она где-то в лесу, в одиночестве? Или она там заснула?

Эми возвращается в дом и копается в ящике со всяким барахлом, пока не находит тяжелый серый фонарь. Она выбегает обратно во двор, к кромке леса. Рассекает деревья бледно-желтым лучом, стараясь не думать о всяких ужасах, которые могут случиться с ребенком в лесу.

Маслянистый луч света дрожит – это трясутся ее руки. Она переступает через ветки, пытаясь отыскать на земле следы. Идет направо, потом налево и чувствует, что вот-вот грохнется в обморок. Ее дочь пропала.

– Нет… Этого не может быть! – выдыхает она, бредя домой, чтобы разбудить Ричарда.

Эми еще раз обходит дом, не обращая внимания на свои грязные следы – после уберет, – выискивая, не прячется ли где Эмма. Дети ведь такие – скроются под кучей грязного белья, свернутся калачиком в углу, а иногда и распластаются под собственным одеялом и замрут, так что нетрудно не заметить. Эми включает во всем доме свет и зовет дочь по имени. Слоги щелкают в горле, за ними поднимается горькая желчь.

Все становится до ужаса ясным. Ее дочь пропала, и по ее вине, а еще из-за бестолкового мужа, которому и в голову не пришло проверить, как там Эмма. Эми заперла бы дверь, но придется оставить ее открытой. Ведь именно из-за того, что она заперла дверь, ее пятилетняя дочь бродит где-то в одиночестве.

до того

Ее ни на что не хватало.

Точнее, ни на что не хватило этого дня, ведь все пошло совсем не так, как она ожидала. Эмма была в подготовительном классе, Робби в детском саду – всего по четыре часа четыре дня в неделю, – и Эми взяла на работе выходной, хотя трудно назвать этот день выходным.

Драгоценное время, свободное от детей и мужа, она провела, отдраивая кастрюлю с подгоревшей кашей, отскребая неухоженными и ненакрашенными ногтями кошачий корм от кухонного пола, занимаясь бесконечной стиркой. А потом она тупо уставилась на бесформенную гору белья и одежды, еще горячей, с раскаленными металлическими пуговицами на джинсах, не зная, как заставить себя все это разложить.