Риа Фрай - Не ее дочь [litres]

Я киваю, потому что и она кивает, и мы почти смеемся, и я вспоминаю, как иногда, очень редко, мы с ней наталкивались на что-нибудь глупое и понимали друг друга с полуслова, чего у меня никогда не получалось с отцом.

Она протягивает руку, чтобы дотронуться до моих волос, и я позволяю.

– Ты такая красавица, – шепчет она. – Прости, что я все испортила. Прости за то, что вела себя так ужасно. Но у нас еще есть время. Мы можем начать с этой минуты, разве нет? Люди постоянно так делают.

Она в отчаянии, и мы обе это знаем.

Я качаю головой, сажусь в машину и даю задний ход по дороге. А потом начинаю рыдать. Даже не проверяю, пристегнута ли Эмма. В следующем квартале я остановлюсь, но сейчас должна уехать, пока еще в состоянии.

Через двадцать пять лет мама вернулась в мою жизнь, ничего толком не объяснив – ни где была, ни с кем, но по какой-то непонятной причине нуждаюсь в ней, нуждаюсь всем своим существом, хотя продолжаю ненавидеть. Похоже, с матерями всегда так. Как с матерью Эммы. И с моей.

сейчас

– Недавно здесь?

Я смотрю влево и вижу мужчину лет тридцати пяти или сорока. Разговаривая со мной, он не сводит глаз с детской площадки.

– Нет.

Разговор затухает, потому что я настороже. Ничего не выдаю.

– Который из них ваш?

Он задает правильные вопросы, такой милый незнакомец на детской площадке, «а-может-наши-дети-подружатся», но мне нечего ему предложить. Я не выдам себя, не скажу незнакомцу, кто я и что совершила за последние месяцы. Не расскажу, как мы проехали полстраны и обратно, как я чуть не потеряла Эмму, как мы оказались в Юте, остановились там, и я приняла окончательное решение.

Вместо этого я вытаскиваю телефон и делаю вид, что отвечаю на несуществующий звонок, перед этим бросая на незнакомца виноватый взгляд, чтобы он отошел. Я не отрываю глаз от Эммы, наблюдая, как меняется ее прекрасное личико – от непреклонности и сосредоточенности, когда она лезет по шведской стенке, до абсолютного счастья, когда съезжает с горки.

По сравнению с началом лета она стала совсем другим ребенком. Страх больше не преследует ее постоянной тенью. Она не кричит и не прячется. Мы живем в одном ритме, такого у меня не было ни в каких отношениях – ни в семье, ни в любви. Я ей доверяю. Она доверяет мне.

Я говорю Эмме, что мы уходим через пять минут. Она карабкается вверх по шесту, крепко обнимая ногами холодную сталь.

– Смотри, Сара! Смотри!

Она отталкивается от шеста и приземляется в позе гимнастки – руки отведены назад, голова высоко поднята, колени слегка согнуты. Идеальный соскок.

– Молодец, Эм!

Я все еще просматриваю новости по делу за последние недели. Не о том, как нас засекла официантка в Небраске, хотя это проблема, а новости по делу Эми. По делу об убийстве. Как просто было бы позволить полиции разрушить ее жизнь, вынудив признаться в том, чего не было. Несмотря на всю мою ненависть к этой женщине, я не хочу, чтобы она попала в тюрьму за преступление, которого не совершала. Она плохая мать, но не убийца. Ее дочь пропала, но не умерла.

Я смотрю на Эмму и понимаю, как должна поступить. Я отхожу подальше от других родителей и копаюсь в сумке, пока не нахожу предоплаченный телефон, который купила в «Уолмарте». Выуживаю из бумажника бесплатный номер и мысленно повторяю выдуманную историю, хорошую историю. И звоню. Раздаются гудки. Я откашливаюсь.

– Горячая линия по делу Эммы Грейс Таунсенд. Чем могу помочь?

– Э-э-э… Здравствуйте. Это горячая линия? – Меня удивляет собственный сельский акцент, я стараюсь дышать ровнее и придать голосу беззаботность, молясь, чтобы Эмма не подбежала ко мне, помешав разговору.

– Да, мэм. Я могу вам помочь?

– В общем, да. Надеюсь. Я работаю медсестрой в поликлинике, в Дестине, штат Флорида, и сюда недавно приходила девочка. Уверена, что это та пропавшая девочка, которую я видела по телевизору.

– Можете рассказать подробнее, мэм?

– Конечно, могу! В общем, это самая милая девочка на свете, но я заметила у нее на висках остаток краски, как будто ей красили волосы. Потому что волосы иссиня-черные, а я вижу каштановые корни. Моя сестра работает парикмахером, и я умею отличить ненатуральный цвет волос.

– Да, мэм. Продолжайте, пожалуйста.

– Ага, хорошо. Я звоню с дурацкого телефона моего брата, потому что уронила свой в унитаз, можете себе представить? Ну, в общем, у нее были потрясающие серые глаза, и я задумалась, где видела их раньше, а потом спросила: «Как тебя зовут, моя сладкая?» А она посмотрела на мужчину и женщину, которые ее привели, и они тут же встряли: «Вайолет. Ее зовут Вайолет». А я сказала: «Красивое имя. Откуда вы?» А они сказали, чтобы я ею занялась и перестала задавать вопросы, и это было грубовато. Знаете, они выглядели какими-то грязными, как будто давно не мылись, но я сделала, как они просили. Ну так вот, я начала ее осматривать. Ее привели, потому что ей было трудно дышать и она жаловалась на сильную боль в животе, и, прощупывая ее животик, я заметила на ее правом бедре милое родимое пятно, похожее на изюмину или что-то в этом роде. И подумала: «Почему же эта девочка кажется такой знакомой?» И тут меня осенило! Я видела ту передачу и читала подробности о пропавшей девочке и поняла, что это она. Конечно, никто не говорил, что у нее родимое пятно в форме изюминки, но я читала про родимое пятно, и оно у нее было.

Я произношу волшебные слова «родимое пятно» и тут же слышу, как на заднем плане начинают суетиться. К линии подключается кто-то еще, какой-то мужчина.

– Мэм, скажите, пожалуйста, где вы находитесь?

– А почему так официально? Здрасьте! Я Дженни Грейсон, медсестра в поликлинике, в Дестине, штат Флорида. В общем, как я и сказала, я не поверила этим людям. С ними были еще двое детей, и они были вылитые родители, буквально на одно лицо, но эта девочка выглядела… В общем, неприятно это говорить, но она выглядела испуганной. Как будто боится сказать что-то не то. У нее оказалась серьезная инфекция мочевого пузыря, я ее подлечила и отпустила, но запомнила машину. Номера были закрыты. Очень подозрительный красный фургон. Старый «Шевроле Экспресс». Мой папа увлекается машинами, так что я в этом разбираюсь. И выглядела машина потрепанной. А та парочка расплатилась наличными и быстро смылась, но я никак не могла успокоиться. Вот почему я позвонила вам. Я знаю, что это та самая девочка. Эмма Грейс Таунсенд, верно? Какое красивое имя. Я уверена, что это она.

– Мэм, вы можете назвать свой точный адрес? И когда это случилось?

– Алло? Вы ме… я сл… шите?

Я делаю вид, что связь рвется, и называю кусочки адреса.

– Миссис Грейсон? Алло! Вы меня слышите?

– Алло! Алло! Да, я сейчас в… – Время от времени я отключаю звук и продолжаю говорить, целиком сообщая им только почтовый индекс. – Связь все время рвется. Вы меня слышите?