М. Л Рио - Если бы мы были злодеями

Выпрямившись, я услышал, как скрипнула входная дверь. Я замер. Неужели Александр пришел на три часа раньше? Я мысленно выругался и на цыпочках покинул библиотеку, надеясь перехватить его на кухне и ломая голову над тем, как объяснить ему, что я тут делаю. Я не хотел грузить его или остальных. Незачем им знать про мою семейную драму. У нас и так достаточно своих трагикомедий.

Внезапно до меня донесся мужской голос:

– Напомни мне еще раз, зачем мы тут?

– Хочу оглядеться перед тем, как эти ребята вернутся сюда.

– Ладно, Джо.

Я попятился, присел на корточки и отважился высунуть голову из-за угла. В столовой спиной ко мне стояли двое мужчин. Я узнал того, что повыше. Вернее, его коричневую куртку-бомбер. Колборн. Тот, что пониже был в синем стеганом пальто и желтом шарфе крупной вязки, наверняка ручной работы. Копна непослушных, пылающе-рыжих волос создавала такое впечатление, будто голова его охвачена огнем (позже я узнал, что его зовут Нед Уолтон).

Он перекатился с пятки на носок и огляделся.

– Что мы ищем, шеф?

– Не называй меня так, – сказал Колборн со вздохом, по которому можно было догадаться, что он уже не первый раз просит об этом. – Я не шеф. И я не знаю, что мы ищем.

Когда Уолтон подошел к окну, на его груди сверкнул золотой значок. Он зубами стянул перчатки с пальцев и спрятал их в карман.

– Ничего не трогай, – велел ему Колборн.

Уолтон посмотрел на озеро, виднеющееся в окне. Я невольно задался вопросом, можно ли разглядеть оттуда причал.

– Такое раньше случалось в Деллехере? – Уолтон.

– Танцовщица покончила с собой лет десять назад. Узнала, что не прошла на четвертый курс, поднялась к себе в комнату и вскрыла вены.

– Господи! – Уолтон.

– Я видел ее в городе. Симпатичная девочка. Казалось, она сделана из папиросной бумаги. Пресса взъярилась, обвинив училище в том, что руководство доводит учеников до отчаяния.

– С тем парнем произошло не то же самое?

Колборн отрицательно покачал головой и повернулся на месте, уперев руки в бока. С этого ракурса он не мог меня видеть. Лицо его было застывшим и напряженным. Задумчивым.

– Нет. Он был звездой, насколько я понял. Видел большие красные плакаты, развешанные по городу, да? «Я – Цезарь» и все такое прочее?

– Ага.

– Это он.

Уолтон брезгливо поморщился.

– Жуткий тип.

Колборн кивнул.

– Ребятишки сразу же закрывались, как только подходили к скользкой теме, но, по-моему, парня никто не любил.

– Никто? – переспросил Уолтон, повернувшись и вскинув рыжую бровь.

– Никто.

Уолтон нахмурился.

– Поэтому мы здесь? – спросил он. – Я думал, мы включили дело в список других несчастных случаев.

– Угу. – По лицу Колборна пробежала тень.

– Точно? – уточнил Уолтон. Он прислонился к подоконнику, скрестив руки на груди. – Расскажи поподробнее.

Колборн уставился себе под ноги и сделал маленький шажок.

– Примерно девять дней назад четверокурсники и группа других студентов отделения драмы собрались в здании театра. – Он сделал второй шажок, указав на северо-восток, где находилась Фабрика.

Я оперся рукой о стену, чтобы не упасть. Дышал поверхностно и часто, через нос. Холодный воздух обжигал легкие.

Колборн сделал новый шаг. Теперь он медленно кружил по комнате.

– Спектакль заканчивается около половины одиннадцатого, – продолжал он. – Ребята идут сюда через лес, вечеринка в самом разгаре. Наркотики, выпивка, музыка, танцы. Ричард прячется в библиотеке с бутылкой виски. Его кузина пытается заговорить с ним, но у нее не получается, поэтому она оставляет брата и присоединяется к остальным.

– Если он был звездой, то почему скрывался? – спросил Уолтон, оглядев комнату.

– Вот об этом никто не хочет мне рассказать. Он был не в настроении, утверждают ребята, но почему? Один из третьекурсников предположил, что у Ричарда были проблемы с подружкой.

– Как зовут девушку?

– Мередит Дарденн, четверокурсница.

– Почему ее имя звучит так знакомо?

– Ее ближайшие родственники – важные шишки в Нью-Йорке. Они могут скупить весь город, если захотят.

– Думаешь, поэтому никто не хочет втягивать ее в это?

Колборн пожал плечами.

– Не могу ответить. Но один студент сказал мне, что парочка сцепилась на глазах у всех, а вскоре Мередит уже целовалась с кем-то другим.

Уолтон присвистнул. Я наклонился вперед, положив руки на колени. Кровь отхлынула от щек, пульс стучал в висках.

– Кто этот счастливчик? – Уолтон.

– Никто не захотел назвать его имя, но я полагаю, что Оливер Маркс. Четверокурсник. Он признался, что пошел с ней наверх, хотя, если верить ему, они просто общались. – Колборн.

– Маловероятно. – Уолтон.

– Ты не видел девушку. Ты не представляешь, насколько это маловероятно. – Колборн.

Уолтон хохотнул.

– Что сказала она?

– Ну… ее версия совпадает со словами Оливера Маркса, – ответил Колборн. – Она заявила, что они поднялись в ее комнату, где разговаривали до тех пор, пока Ричард не поднялся и не попытался выбить дверь. Они не впустили его, и в конце концов он ушел. И тут все расплывается.

– Как?

Колборн остановился возле Уолтона, насупившись, как будто его раздражало собственное замешательство.

– Поздно ночью, к сожалению, никто не может точно вспомнить, когда именно, гости ушли. Ричард убегает от комнаты своей девушки, где она, возможно, путалась с одним из их общих друзей, а может, они просто «общались», хватает бутылку виски «Гленфиддик» и отправляется на улицу. Он уже пьян – а он очень агрессивен под воздействием алкоголя, тут все сходятся, – и вот он, спотыкаясь, идет во двор, где его кузина болтает с Джеймсом Фэрроу.

– С четверокурсником? – Уолтон.

– Да. Это сосед Маркса по комнате. Они оба живут на чердаке. – Колборн.

– Ладно, дальше? – Уолтон.

– Рен, кузина Ричарда, пытается его успокоить, но он «стряхивает ее». Слова Фэрроу. Когда я спросил его, что это означает, он замолчал. Что заставляет меня задуматься, не проявил ли Ричард жестокость, поскольку никто – ни сам Джеймс, ни Рен – не последовали за ним.

Он сделал паузу.

– Так или иначе, Фэрроу остается с Рен, а Ричард исчезает среди деревьев. – Лицо Колборна помрачнело, густые брови низко нависли над глазами. – Никто не видит его до следующего утра, когда он плавает в воде лицом вниз. Таким образом, то, что происходило во время трех долгих и темных предсмертных часов с Ричардом… это нам вообще неизвестно.

Они оба помолчали минуту, глядя в узкое окно. Двор был залит ослепительным солнечным светом, но лучи никак не могли смягчить декабрьский холод.

– А каково мнение судмедэксперта? – спросил Уолтон.

– Есть свежие следы от травмы на голове, но она не смогла определить, чем конкретно ударили жертву. Изначально мы предполагали, что Ричард погиб именно от удара…