Джон Харт - Путь искупления

Титус Монро явно знал, что делает.

Элизабет уже в миллионный раз проигрывала это в голове: как это началось и чем закончилось, все эти минуты в промежутке. Ченнинг уже поднялась с матраса, и они пятились к выходу – горячая и влажная рука девушки переплелась пальцами с рукой Элизабет. Та не сводила дуло пистолета с дальних глубин подвала. Она открыла бы огонь, если б понадобилось, но дверной проем был пуст, а подвал за ним – тих и неподвижен. Они сумели сделать всего три шага, прежде чем девушка споткнулась и упала, но все обошлось. Элизабет так и не опустила ствол, а до тамбура перед выходом оставалось каких-то десять футов. Здесь было несколько закрытых дверей, несколько ступенек, но они их успешно преодолели бы.

Элизабет так и не услышала, как за спиной у нее открылась дверь, вообще ничего не услышала – лишь почувствовала, как метнувшаяся из полутьмы рука железным обручем обхватила шею, его пальцы у себя на запястье. Ощутила его целиком, стала вырываться и потерпела неудачу; провалилась в черноту, а очнулась примотанная проволокой к матрасу. Одежда была с нее сорвана, а рот плотно зажат. Его язык ползал у нее под ухом, по шее, и она стала вырываться, как вырывалось бы животное, придушенно визжа из-под его потной руки, а красная свеча все горела, и его пальцы все бегали у нее по коже. Он собирался изнасиловать ее, а может, и убить. Но даже отчаянно пытаясь вырваться, Элизабет чувствовала себя так, будто куда-то падает, его грубые прикосновения вдруг стали невесомыми и пропали, свет свечи дважды мигнул и погас. Она услышала голос, который был ее собственным, но гораздо моложе.

«Только не опять, только не опять…»

Она могла провалиться до самого низа – так глубоко, что не вернулась бы той же самой или хотя бы близко к тому. Он собирался загнать ее в темноту и оставить там…

Элизабет еще глубже погрузилась в ванну, холодная, горячая и дрожащая. Она потеряла себя, когда это было важнее всего на свете. Тринадцать лет в копах, а она сломалась, словно гипсовая маска…

Понадобилась Ченнинг, чтобы спасти ее.

Совсем юная девчонка.

Которой всего восемнадцать.

Он был миллионом фунтов пота и волос, мускулов и жира, толстых, твердых пальцев.

– Классная сучка…

Его потная кожа скользила по ее коже, но в легких оставалось еще немного воздуха. Она выдохнула; он придавил ее еще сильнее.

– Классная, мля, сладенькая, горячая сучка…

Элизабет почти окончательно потеряла сознание, когда выстрелы разорвали темный мир на яркие сверкающие куски. Она услышала вопли и вынырнула к ним наверх, моргая глазами, когда здоровенный мужчина скатился к ее ногам, выкликая что-то – как она потом поняла, имя брата.

Не послышалось никакого ответа – только ужасные вопли, в которых были мука и страх. Они доносились из соседней комнаты, отражаясь от бетонных стен, и Элизабет – даже сейчас – совершенно не представляла, как Ченнинг ухитрилась добраться до оружия. Просто она стояла там в дверях, бледная и обнаженная; пистолет казался невероятно большим в ее тонкой руке. Элизабет видела это ясно и медленно, но словно бы сон во сне – будто бы это происходило с каким-то человеком, которого она однажды могла повстречать в какие-то незапамятные времена.

Первый выстрел превратил его колено в туман и пыль. Он еще падал, когда исчезло и второе колено. Он дернулся вправо и влево, а потом упал прямо где стоял; раскрошенные кости и разлохмаченное мясо шлепнули о бетон с тяжким мокрым звуком, которые она уже никогда не забудет. Его вопли присоединились к воплям брата, прежде чем превратиться в какую-то искаженную версию едва узнаваемых слов.

– Сука! – Он судорожно скорчился.

– Долбаная… Ох! Б…

Ченнинг, волоча ноги, двинулась по полу; лицо ее тоже напоминало сломанную маску. Глаза казались совсем темными и опухшими, рот приоткрыт и безмолвен. Пистолет тяжело оттягивал руку, так что она раз споткнулась, а потом остановилась над испускающим вопли мужчиной.

– Ченнинг…

Это имя буквально вывалилось у Элизабет изо рта, но Ченнинг подняла пистолет, с совершенно неподвижным лицом, а вопли по нарастающей становились громче, и слезы проделали белые дорожки в грязи у нее под глазами. Она была в полном шоке и вся замызгана; кровь сбегала с ее запястий, капая с пальцев.

– Ченнинг…

Элизабет перестала вырываться из пут. Девушка уставилась на судорожно всхлипывающего мужчину.

– Ченнинг…

Понадобилась целая вечность, чтобы израсходовать все восемнадцать патронов – секунды растягивались в минуты, минуты казались часами. В действительности это могло занять считаные мгновения. Элизабет уж наверняка не сумела бы сказать это точно. Она не сводила глаз с Ченнинг, когда могла – видела измученную пустоту у нее во взгляде, словно вобравшую в себя всех, чья юность была растоптана, не успев толком начаться. В конце все было просто. Пистолет заговорил вновь. Мужчины завопили. Когда они уже были мертвы, Ченнинг еще долго стояла, не двигаясь, пока слова Элизабет не произвели на нее хоть какое-то впечатление.

«Кто-то мог слышать выстрелы…»

«Скоро здесь будет полиция…»

Пороховой дым все еще висел в воздухе, и сам мир был разорван и вывернут наизнанку. И даже когда вдали послышались сирены, а проволока еще глубже врезалась ей в запястья, Элизабет уже знала, что полиция теперь на одной стороне разлома, а они с Ченнинг навеки остались на другой.

Вот как быстро она приняла решение.

Вот как быстро закончилась ее старая жизнь.

Элизабет хотела поскорей со всем покончить, но образы продолжали один за другим выплывать из тьмы: пальцы Ченнинг, красные и дрожащие, когда они с ней распутывали проволоку, а сирены слышались все ближе и ближе. Как собирали вещи и протирали пистолет, как повторялись одни и те же слова, когда Элизабет держала девчонку за плечи и заставляла ее повторять их снова и снова.

«Ченнинг лежала на матрасе».

«Элизабет застрелила их в темноте».

– Повтори еще раз, Ченнинг.

– Я лежала на матрасе. Вы застрелили их в темноте.

В два часа ночи Элизабет наконец забралась в кровать. Заснуть никак не удавалось, а когда она наконец провалилась в сон, то тут же проснулась вся в поту. Когда это произошло в третий раз, уши уловили какой-то посторонний шум. Отправившись выяснить, в чем дело, она обнаружила Ченнинг, свернувшуюся калачиком на полу ванной комнаты. Из комнаты девушки пробивался лишь узенький лучик света, но и его оказалось достаточно, чтобы разглядеть синяки, следы укусов и забинтованные запястья.

– По-моему, меня тошнит… Простите, что разбудила.