Монс Каллентофт - Смотри, я падаю [litres]

– Спасибо, – говорит она. – Не знаю, как тебя благодарить.

– Заботьтесь друг о друге, – говорит он. – Держитесь подальше от Мальорки.

Он кладет трубку, и они отъезжают от дома.

Он едет по шоссе Marítimo, мимо Кафедрального собора, конгресс-центра, не успевает посмотреть на себя в зеркальце, Наташа держится за него, приложила щеку к его спине.

Он сворачивает к аэропорту и паркуется у зала отправления. Они входят через стеклянные двери в зал, мимо окошек продажи билетов авиакомпаний, протискиваются сквозь толпы туристов.

Садятся в кафе и пьют эспрессо.

– Петер мертв, – говорит она. – Он мертв, я это чувствую. Поняла это там, в квартире. Гордона тоже больше нет.

Тим не отвечает.

– Это ведь «Люфтганза» летит на Познань. Я думаю, – говорит он.

Она кивает, он несет ее сумку, они идут к кассе авиакомпании.

Он покупает ей билет в один конец, платит деньгами Петера Канта, думает, не отдать ли ей остальные. Но у нее достаточно денег, чтобы прожить.

Он провожает ее до контроля безопасности, ждет, пока она сканирует посадочный талон у прохода, который открывается автоматически.

Она проходит сквозь бесшумный проход.

Оборачивается.

Смотрит на него, и в ее взгляде есть нечто иное, он не умоляет, как в спальне, и в нем нет сомнений и страха, как в квартире под крышей высокого дома. В ее взгляде проступает что-то другое, и она вдруг улыбается. Быстрой улыбкой, так, что ее тонкая верхняя губа совершенно исчезает, и он улыбается в ответ.

Она проходит контроль. Металлодетектор. Исчезает среди магазинов.

Ему хочется крикнуть ей: «будь осторожна, будь осторожна».

И вот ее уже нет.

Дверь-вертушка закрывается в сильном дожде.

Сообщение по «Ватсапу»…

«U watch me dad» [207] Смотри, папа ( пер. с англ. ).

Дома у себя в квартире он заряжает телефон Эммы. Он сидит на кровати, чувствует, как она проседает под ним, зеленое покрывало скомкано. Воздух горячий и спертый, вентилятор под потолком ничего не может с этим поделать.

На улице тихо. Вдалеке на Las Cruces Марта выкрикивает непристойности на испанском.

Он включает мобильник. Экран черный, но вот появилось надкусанное яблоко. Потом страница введения кода.

Он пытается вспомнить ее код, помнит.

8990

Почему именно этот код?

Не знаю, папа. Просто мне пришло в голову.

Он вводит цифры и видит фоновый снимок за всевозможными приложениями.

Это фото их троих, ее, его и Ребекки. Селфи, снятое на закрытом рынке Хеторгсхаллен, где они покупали подарки к Рождеству, за год до ее исчезновения. Они сидят у мраморного прилавка в кафе Piccolino, перед Эммой наполовину съеденный бутерброд с креветками. Перед ним двойной эспрессо, бокал белого вина перед Ребеккой. На ней зеленая куртка с воротником светлого искусственного меха, и он вспоминает, как холодно было в тот день. Как они, дрожа, шли втроем по улице Дроттнинггатан, как падал снег, как парили в воздухе снежинки, как таяли на подогретом асфальте.

Эмма улыбается, они все улыбаются. Сидят близко друг к другу, взобравшись на высокие табуреты, и никто из них не хочет находиться в каком-то другом месте.

Он держит мобильник Эммы, понимает, что надо бы позвонить Ребекке, рассказать, что он сделал, что случилось с Эммой. Должен позвонить, но не сейчас, еще нет.

«Ватсап». «Месенджер».

Ее мейлы. «Перископ».

«Снапчат».

«Инстаграм».

Он хочет открыть все эти приложения, увидеть фото, прочесть сообщения, места, где она была, все ее тайны, дать ей возможность прошептать эти секреты ему, через эти приложения. Но он откладывает телефон, оставляет ее в покое, оберегает ее от своих надзирающих взглядов.

Он глубоко вздыхает, слышит гул проснувшегося города, звук опускающихся на окнах жалюзи, голоса ссорящейся пары, старт мотоцикла.

Экран мобильника снова гаснет. Он нажимает на стартовую кнопку.

Фоновый снимок ее самой, Юлии и Софии на пляже в Магалуфе, в желтом, не знакомом ему, бикини. Кто-то там виден вдали, это может быть Давид, но может быть и любой другой молодой парень. А бикини она могла купить на те деньги, которые он ей дал перед отъездом. Одной рукой она делает жест победы, а второй жест – «отвали», неотрывно глядя в камеру.

Если я посмотрю то, что здесь есть, Эмма, то я пожалею. Потому что, когда я тебя найду или когда ты вернешься, я верну тебе мобильник. И тогда ты спросишь: «Ты туда заглядывал, папа?»

«Нет, не смотрел. Я никогда бы даже и не подумал копаться в твоей личной жизни, если меня не заставят чрезвычайные обстоятельства, ты же знаешь».

Я отпустил тебя на свободу.

«Это круто», – ответишь ты.

Он звонит Ребекке, рассказывает, что произошло, что он узнал. Что он сделал. Она плачет, тихо и долго, они слышат дыхание друг друга, минута за минутой, пока их дыхание не становится общим. Она его не осуждает, говорит, что «большинство все же сделало бы шаг назад, в этот момент».

Потом она снова затихает, делает вдох, отделяет свое дыхание от его.

– Значит, мы знаем, Тим, теперь мы знаем, что случилось.

Но он слышит по ее голосу, что она не верит своим собственным словам.

Эти слова – только заклинания, которые стали их общим, разваливающимся языком.

– Я люблю тебя, – говорит он.

– Не говори так, Тим, зачем ты так говоришь? – и она кладет трубку.

Он не может удержаться. Смотрит в ее приложения, листает ее фотографии.

Не узнает ничего нового.

Читает их последний обмен сообщениями в «Ватсапе».

«…me do da jump» [208] Я прыгаю ( пер. с англ. ).

Читает свой ответ. Прикасается пальцами к клавишам ее телефона, хотел бы написать что-то другое вместо этого:

«Веселись».

Хочет ответить на пустое сообщение, которое пришло позже, удивляется, почему он не ответил, пытается писать, но ее телефон не подключен, никакие слова не появляются на экране, а он мог бы написать:

«Чего ты хотела?»

Он долго принимает душ, после того как облазил весь ее телефон. Перед своим внутренним взором он видит, как снова и снова стреляет в Хоакина Оррача.

Он ходит во всех направлениях от того дома, из которого ушла Эмма. В сторону моря. К городу.

Через автостраду и поля в сторону Вальдемосы.

Наверх в горы Сьерра-де-Трамонтана.

Он кричит и зовет ее.

Обшаривает землю шаг за шагом.

Смотрит все, что разыгрывается в газете Diario de Mallorca, по местному ТВ-каналу, в крупных газетах «Паис» и «Эль Му́ндо». Что Хоакин Оррач найден мертвым, что тело с вдребезги расстрелянным лицом вынесло в море. Что все это, как предполагается, является местью за то, что он отказал известному мексиканскому торговцу кокаином в разрешении на строительство виллы в приморском районе Bendinat.

Курорт начинают строить. На фото в Última Hora Лопес Кондезан пожимает руку Рогеру Сведину и Бенте Йоргенсен при закладке первого камня в фундамент.