Ирина Камнева - Морзист [litres]

– Как можно было человека в полтора метра длиной потерять, – чуть слышно забурчал Верзила, сжав пивную баночку до неимоверных размеров. – «У нас тут человечек затерялся». Кому скажи – не поверят. А эти потеряшки еще и сбегать научились, заразы. Надо им ноги ломать, чтобы…

– Хватит! – строго крикнула красавица и для убедительности стукнула ладонью по столу. – Хватит, Верзилушка, хватит. Ты скоро бедную банку в песок сотрешь! Дело же замяли? Замяли. И после тех новостей девчонку больше не трогали. Никто ничего не докажет, успокойся!

– Много ты понимаешь.

– Понимаю, я же не совсем дура. А еще я понимаю, что мы теперь должны забыть о ней раз и навсегда, если мы не при делах. А они, все они, не понимают ценности нашей миссии! Рано или поздно Морзянка расправится со всеми неверными. Перестань думать о девчонке, брат мой, побереги силы для великого события…

– Замяли… – чуть слышно протянул Верзила, не слушая больше горячих речей «сестры», и достал из кармана штанов прозрачный контейнер с блестками из-под старого киндер-сюрприза. – Замяли… Замяли… – Он, расщелкнув на две половинки контейнер, закинул себе в рот несколько бело-голубых таблеток, затем с шипением открыл вторую баночку пива, которая стояла рядом, и залпом отпил половину. – Прорвемся.

– Ой, видела бы тебя сейчас твоя жена и все твое отделение! – хихикнул карлик и осекся.

Повисла пауза.

– Ну, пора к нашим спускаться, – грузно выдохнул Верзила, заскрипев стулом.

– Нет, подожди! – остановила его «сестра». – Сначала сложим руки в молитве.

Мне приснился странный сон. А может, и не сон это был. Может быть, я просто умер. Я не знал.

Я стоял прямо перед поместьем Страховых, вот только дом был вывернут наизнанку. Я не знаю, как это вообще можно описать, но все стены, комнаты и старая мебель торчали из дома в разные стороны, и это было жутко. Сейчас вывернутый дом выглядел еще более дряхлым и насквозь прогнившим: приглядевшись, я заметил, как по вывернутым наизнанку стенам ползали вывернутые на изнанку черви, огромные пауки и тараканы. Все было покрыто плесенью и пылью, и даже не стоит говорить, что она тоже была вывернута. Теперь дом полностью соответствовал фамилии своих бывших владельцев. Я не видел ничего отвратительнее в своей жизни: то, что раньше было скрыто от глаз где-то там, под обоями, внутри стен, торчащих балок и мебели, теперь предстало передо мной во всем уродстве.

Когда я огляделся по сторонам, то понял, что не только дом был уродом: все вокруг меня было вывернуто наизнанку. Деревья, трава… Каждый листочек, каждая сосновая иголочка, каждая веточка, по которой ползли вывернутые насекомые… Но когда мой взгляд остановился на своих кроссовках, а потом побежал вверх по ногам, по кистям рук, все тело пронзила непреодолимая жгучая боль – я тоже был вывернут наизнанку, и от этого меня чуть не вывернуло тем, что я ел перед квестом. Все это я тоже видел под своей вывернутой кофтой, на вывернутых кишках. Это отвратительно.

Я был куском мяса с вывернутыми костями. Я видел, как на руках по вывернутым сосудам течет кровь, вся кофта пропиталась ею, но кровь не капала вниз, а продолжала циркулировать по телу. Я даже чувствовал этот запах, запах свежего мяса вокруг себя, точно такой же, какой повисал на кухне в те дни, когда отчим возвращался с рынка с пакетами печенки, свиных ножек и одной огромной отрубленной головой.

Эту боль нельзя было сравнить ни с чем. Все тело словно затекло, его сводило судорогами, бросало то в жар, то в холод. Я не чувствовал кожей, я чувствовал своими внутренностями, потрохами и органами.

Я начал изгибаться, крутиться по сторонам, пытаясь вырваться из этого кошмара, но все было тщетно. Я даже не мог сдвинуться с места. И вдруг тот самый стук. Стук, который раньше я слышал в голове, теперь издавал дом. Он начал пульсировать в такт сбивчивым ударам, и меня начало трясти вмести с ним, словно какой-то урод теребил меня за шкирку, как бродячего щенка.

Три длинных удара. Длинный и три коротких. Стук становился все громче и громче, все чаще и чаще. Короткий, длинный, короткий. Короткий. Все мое тело рвало от боли, как будто меня резали, пилили невидимыми ножами для мяса. Три длинных и один короткий удар. Короткий. Это было невыносимо. Длинный и короткий. Я вдруг не выдержал и, резко глотнув воздуха, открыл глаза.

Что-то холодное. Я зажмурился и открыл глаза еще раз. Ничего. Нос защипало, и капля крови скатилась на пересохшие губы. Я не видел абсолютно ничего: ни света, ни хоть каких-то очертаний. В черной пустоте плясали только белые искорки, словно помехи на экране телевизора со сломанной антенной. Ослеп? Я вытаращил глаза, но от этого еще сильнее вступило в голову. Только сейчас я почувствовал, что ее кружит с бешеной скоростью и рвет на части, но не как во сне и не как от приступа. Я помнил эту боль. Точно такая же, как десять лет назад, когда я упал на заброшке и рассек башку о бетон. Больше я ничего не помнил.

Я тяжело выдохнул, пытаясь звуком освободить себя от боли. Мысли в пульсирующей голове путались, как будто я был под наркотой, хоть я вроде бы ни разу не пробовал. Хотелось выкрикнуть что-нибудь отвратительное или позвать на помощь, но что-то подсказало мне, что сейчас этого делать не стоит. Я не знал, есть ли кто-то вокруг меня, я не знал, что я вообще здесь делаю.

В попытках выпрямиться и встать я вдруг ударился головой обо что-то железное сверху и тут же плюхнулся обратно, тоже на что-то железное. Раздался грохот и то, на чем я сидел, вдруг затряслось.

Грохот. Грохот железа. Квартира, тамбурная дверь, конверт… Нет, не квартира.

Только сейчас я понял, что сижу в позе эмбриона, упираясь и спиной, и согнутыми в коленях ногами в стены, в холодные железные стены. Черт-те что. Гроб? Нет, не гроб. Больше никаких вариантов.

Что-то во рту. Я достал языком кругленький комок с бумажным привкусом и сплюнул перед собой. Комок упал на живот и еле ощутимо прокатился по нему. Я выплюнул его, а не достал рукой, потому что, когда я попытался сделать это, вдруг понял, что кисти моих рук закованы в толстые железные наручники, которые были закреплены цепью к стенке за моей спиной. Меня вдруг охватила паника. Сердце, которое я до этого совсем не чувствовал, с каждой секундой начинало колотиться все сильнее и сильнее. Я ничего не видел перед собой, но знал, что волосы на руках и ногах вздыбились, а на кофте скоро начнут проступать круги холодного пота. Я не боялся темноты. Я не боялся, что уродская волосатая бабайка откусит мою пятку. Я не боялся замкнутых пространств. Да мне плевать на все это было! Я не боялся ничего, кроме неизвестности. Но и страха сейчас я не испытывал. Я просто ничего не понимал.