Ирина Камнева - Морзист [litres]

Вдруг где-то слева от меня раздался чуть слышный шорох. Я моментально вжался в стену, перестал дышать и вытаращил глаза, безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-то, кроме этих тупых искорок. Но больше звуков не было. Так я просидел, по своим ощущениям, не меньше пяти минут, но скорее всего, пять секунд. Вдруг я услышал чье-то тихое отрывистое дыхание, но уже справа и почти рядом с собой.

– Кто это? – осторожно прошептали справа.

Я подался в ту сторону, пытаясь вспомнить, кому принадлежит голос (я его точно где-то слышал, совсем недавно, и он казался мне каким-то безопасным), как вдруг уткнулся плечом во что-то. В кого-то. В кого-то неживого. Я в ужасе вобрал в себя воздух и отшатнулся.

– Кто здесь? – простонали справа, чуть ли не плача.

Я вспомнил. Это та девчонка, которая сидела, нет, стояла у окна в платье в таком, полупрозрачном, а потом ее за запястье схватили. На «эн»… Наталья… Нет, не Наталья. Наталья – это… Организаторша. Квест. Вот черт. А до кого я сейчас дотронулся?

– Я здесь, – прохрипел я и откашлялся, испугавшись своего собственного голоса. Горло вдруг начало болеть так, будто, пока я был в отключке, мне в рот по приколу пихали острые грабли.

– Кто это…

– Конь в пальто, – прохрипел я.

– Где мы?! – спросила девчонка, уже без стеснения ударившись в слезы. Надеюсь, она узнала меня.

– Да хрен его знает… Возле меня кто-то сидит и не двигается.

– Да? Возле меня тоже, – послышался всхлип с ноткой радости в голосе. – Но я не хочу это трогать… Оно не шевелится… Мне страшно!

Я приподнял правую руку на столько, насколько пускала цепь от наручника, и дотронулся до того, кто сидел справа. Я всегда думал, что не боюсь трупов, но сейчас я даже перестал дышать. Рука… Не хочу трогать выше… Мягкая шея. Господи, она теплая!

– Живой, – прошептал я.

– Что?

– Этот, рядом со мной, живой.

– Кто это?

– Ща… – ответил я и нервно сглотнул.

По крайней мере, это был человек. Вдруг цепь задержала мою руку в воздухе. Черт!

– Цепь… дебильная, – процедил я. – Щас…

Я вытянул указательный палец настолько, насколько это возможно, и достал до грубой щеки, покрытой острой щетиной.

– Мужик какой-то. Если из наших, надеюсь… То это, по ходу, дядя твоего, ну… кто он там тебе…

– Какой дядя?! – прошипела девчонка. – Какого этого?!

– Ну Мирона!

– А дядя-то какой?

– Ну Степаныч!

– Да не дядя он!

– А кто? Тетя?

– Да нет! – зло выдохнула она. – Он ему вообще не дядя, он никто ему…

– Да мне плевать, если честно, кто там кому, а кто никому, в этих ваших связях родственных.

– Нам выбраться надо, – всхлипнула та, чье имя я забыл. Да и черт с ним.

Я ничего ей не ответил. Размял шею. Где же Машка… Все тело болело, голова продолжала трещать, словно по шву, по тому самому, который появился на моей буйной головушке десять лет назад. Сейчас разойдется, прям чувствую!

Вдруг в голове мелькнула потрясающая мысль, которая была способна вытащить нас отсюда прямо сейчас. Слава двадцать первому веку и моим мозгам! Я придвинул правую ногу к себе, от души хрустнув затекшей коленкой, и попытался залезть кончиком пальца в кроссовку, куда припрятал телефон: мое «светило» на все темные времена в прямом и переносном смысле.

– Это ты? – послышался справа все тот же испуганный шепот.

– Да я, я. Телефон доставай…

– Блин, точно! – радостно прошептала девушка. – Точно, вот я дура! Щас эти сраные уроды за все ответят! Полиция, жди звонка…

– Да тихо ты! – прошипел я, судорожно пытаясь откопать пальцем телефон.

Но телефона в кроссовке не было, как и камеры, которую я положил в карман. Вот вам и обосратушки!

– Стой… Стой, подожди… – вдруг затараторила девушка, наверное, уже облапав декольте вдоль и поперек (я вспомнил, куда она его положила, такое не забывается). – Нет телефона!

– У меня тоже.

Естественно, они все вытащили! Только такой идиот, как я (ну, и как она), мог на что-то надеяться! Я с грохотом опустил руки вниз.

– Все, нам конец! – повысила голос девчонка до истерически-обиженного, еле выговаривая слова сквозь слезы. – Вот ты гремишь, да! Гремишь! А у нас даже телефонов нет, и нас могут зарезать в любой момент! И где мой Мирон… Где?!

– Тихо ты, – прошептал я, не придумав ничего лучше, – разоралась.

– Да ты сам гремишь! – простонала она, давясь соплями. – А мы даже не помирились с Мирошей…

У меня у самого вдруг подступил комок к горлу. Мне было страшно, но не за себя, а за Машку, эту дурацкую Машку, которая из-за меня здесь. Или уже не здесь. Я и думать забыл о своей боли, я ее почти не чувствовал. Меня не убили, не отрезали пальцы и вроде бы не выкололи глаза. В этой пустой темноте передо мной с бешеной скоростью проносились лишь одни мысли. Мысли о том, как могли издеваться над Машкой, пока я был в отключке.

Первый раз в жизни я не знал, что делать, и первый раз в жизни я думал о Машке как о своей сестре, а не как о соседке по комнате, не как о «дочке своей мамы и приемной дочке своего отчима», а как о близком человеке, странное чувство. Если так подумать, мы с ней очень похожи: оба иногда противные, оба не любим торчать дома, оба любим искать приключения на свой зад. В глубине души я всегда хотел дружить с Машкой.

Но все, что я сейчас мог, это стучать ногами по железу и рвать глотку словом «Помогите!!!», вот только я был не тупой блондинкой-истеричкой из американских ужастиков, которая, не раздумывая, побежала бы в темный подвал своего дома со словами «Систер, иц ю?!» навстречу странным чавканьям и шорохам, притом что живет одна. А я был всего лишь жалким подростком, который даже побежать не мог, пускай даже навстречу вонючим маньячинам, которые бы топорами в руках размахивали и визжали Карликовым голосом.

Но здесь, в этой железной трубе, мы были не одни, и сейчас я бы был самым счастливым, если бы где-то рядом лежала сестра, желательно живая…

Но это же просто бред! Столько раз ходил по заброшкам. И один, и с друзьями, и даже пару раз с девчонками, и совсем мелким, а в итоге по собственной тупости в шестнадцать напоролся на садистов. И, самое главное, по собственной воле! Я этого раньше никогда не боялся, потому что был уверен, что таким, как они, нужны только девчонки, а я, мать его, кот с девятью жизнями, который никогда не сдохнет! Меня вдруг охватила такая злость, что я, не контролируя себя, пнул ногами железную стену, и наша труба-коробка затряслась.

– Тише, пожалуйста! – прошептали справа. – Они же услышат!

– Ага! А как сама базарить, так можно и погромче! – огрызнулся я и замолчал.

Сейчас я как никогда должен был собрать себя в кучу и решить, что делать дальше, пока не произошло что-то ужасное. Плевать на проломленную башку, плевать! Я ее чувствовать перестану, только когда сдохну, но до этого не дойдет, уж спасибо, но точно не в ближайшее время! Я же кот с девятью жизнями. Сейчас, согнувшись в три погибели в какой-то железной трубе, напоминавшей длинный, короб, в котором нас замуровали заживо, я нервно щупал руками наручники и пытался стянуть их как можно тише. Вдруг я почувствовал что-то вроде маленьких кнопочек на каждом из них, как на пульте у телевизора. Неужели с кодом? Такие вообще бывают? Я начал наугад тыкать по кнопкам, но ничего не происходило. Ни звуков, ни загоревшегося экранчика с набранными цифрами. Даже наручники были без сознания.