Ирина Камнева - Морзист [litres]

Та, на «эн», продолжала тихо плакать. Даже не шевелилась.

– Что вообще произошло? – спросил я дрожащим голосом и тут же откашлялся.

– Что?

– Не помнишь, как мы сюда вообще…

– Помню, – всхлипнула она. – Когда тот мелкий урод сказал, что игра началась, я услышала, как рядом со мной кто-то упал. Я стянула повязку и увидела только открытые… открытые глаза моего… Он лежал на полу, в волосах сзади, на затылке, кровь была, я завизжала, и меня сразу тоже по голове…

– Я тогда сначала подумал, что они по приколу что-то свалили, чтоб страха нагнать.

Мы замолчали.

– Слушай, – вдруг начал я, – дотронься до того, кто рядом с тобой.

– Ага! Мальчик, ты совсем больной?! А вдруг это труп!

– Тише! – перебил я и понизил голос. Мальчик. Класс, спасибо. – А вдруг нет? Вдруг это твой Мирон, и если он сейчас не очнется, то умрет.

– Нет, – всхлипнула девчонка (вот теперь я имею полное право называть так эту истеричку, которая не хочет ничем помочь). – Нет, это не Мирон, этот больше раз в десять, я чувствую.

– Как ты чувствуешь, если ты его не трогала?

– Трогала один раз нечаянно! И я энергетику его чувствую.

– Ну, значит, живой, – фыркнул я. – Энергетика. Экстрасенс, блин…

Вдруг слева послышался шорох, и мы притихли. Что-то ударилось о железные стены, и они затряслись. Девчонка справа громко вздохнула, а я и вовсе перестал дышать. Голова продолжала кружиться и трещать, но сейчас, казалось, затряслась в такт железным стенам и пульсирующей в висках крови. Я повернулся в ту сторону и, разжав вспотевшие ладони, на всякий случай вытянул руки вперед, даже не знаю зачем. Чтобы мне их откусили, наверное. Вместе с наручниками.

– Fuck…

– Машка! – громко прошептал я, узнав сестру в одном лишь слове. – Слышь, Машка, это ты?

– Дима… – простонала она, откашливаясь. – Что за хрень, где мы?

– Да кто бы знал, – ответил я сестре.

Мне вдруг стало спокойно, как никогда. Отлегло, одним словом, и даже появилась уверенность, что мы точно отсюда выберемся, без понятия как, но теперь-то мы точно что-нибудь придумаем, и все будет как раньше, точнее, как весь этот месяц, прожитый с сестрой в Москве. Мне еще больше захотелось ходить в колледж и учить длинные формулы по экономике, я был бы даже не против химии! Все равно на ней можно посидеть в телефоне и пописать страшилки для блога в свое удовольствие.

Но я еще не знал о том, что «как раньше» уже не будет.

– Ты там как? – спросил я Машку.

– Зашибись… Нет, не зашибись! Что с руками…

– Наручники.

– Нет… – протянула она и сплюнула. – Что за…

– Бумажка.

– А че так… – она, кажется, попыталась выпрямить ноги, ударив два раза по железным стенам, – тесно?

– Мы в какой-то квадратной трубе.

– Да ты уже тут местный пацан, я смотрю, – усмехнулась она. – А-а… Как же все болит! Голова…

– А то, что вокруг темнота, тебя не смущает?! – выпалила девчонка справа, прекратив всхлипывать.

– Да мы тут не одни! – прошептала Машка, шаря по одежде. – Смущает. Но не удивляет.

– Че делать-то будем? – протянула девчонка, собираясь снова зареветь. – Нас на органы продадут! А я говорила! Я только не представляю, почему нас до сих пор не убили…

– Телефона нет, – прервала ее Машка, с грохотом опустив вниз руки в оковах.

– У нас тоже! – выпалила девчонка справа, словно только и ждала, когда Машка об этом заговорит.

– Маш, там на наручниках кнопки какие-то, – вспомнил я. – Нам свет нужен, у меня не работают.

– А у меня работают, – радостно отозвалась девчонка, и справа загорелся еле различимый синеватый огонек. – Вот, но толку? Этот экранчик все равно ничего не освещает.

– У меня тоже работает, – сказала Машка. – Буквы какие-то. Сейчас наберу «Сдохните мрази к чертям собачьим».

– Да ладно? – прошептал я, усиленно давя на кнопки: кажется, у меня начали дрожать пальцы, но благо девчонки этого не видели. – Да ладно. Да ладно! У меня у одного они сломаны?

– Не горит экранчик?

– Нет!

– Капец…

Мне вмиг поплохело от одной только мысли, что я в ловушке. В воспаленном сознании начали плясать жуткие картинки моей скорой кончины, а ведь пару минут назад все было так хорошо! В фильмах и страшилках в таких случаях обычно приходится жертвовать конечностями, чтобы спастись, неужели и мне для того, чтобы выжить, придется отпилить себе обе руки? Да и отпилить их и то нечем. Придется грызть их собственными зубами, давясь собственной кровью. Нет, я бы никогда этого не сделал. Попади я в такую ситуацию неделю назад, я бы точно не стал писать страшилку «Лезвие», где главному герою пришлось откусить собственной жене два пальца – средний и указательный. Писать ее мне было не страшно, а саркастически весело, но сейчас, при мысли о том, что все описанное в моем блоге могло быть реальностью, стало жутко.

От таких рассуждений в затылок вступило с новой силой, пока без стука. Но и от этого не становилось легче. Сейчас я бы согласился даже на часовой приступ, лишь бы стянуть с рук этот железный бред.

– А-а! – испуганно вскрикнула Машка и, кажется, зажала сама себе рот рукой. – Кто это?!

– Кто? – переспросили мы с девчонкой справа в один голос.

Я даже посмотрел в ту сторону, где сидела она, но так и не понял, переглянулись мы или нет.

– У нас рядом тоже сидят! – прошептала девчонка справа с надеждой в голосе.

– Фонарик! – воскликнула Машка. – Мне на шею фонарик повесили…

Раздался громкий щелчок, и в один момент слепая темнота рассеялась. Я зажмурил глаза от яркого света, но тут же открыл их и завертелся по сторонам: нас было много.

Безжизненными телами, сгорбившись, как эмбрионы, в тесных стенах железного тоннеля сидели наши. Справа – Мишка, рядом с той девчонкой: ее глаза раскраснелись, как у черта, а по щекам ползли черные слезы туши. Эта страшная маска выражала такой ужас, будто девчонка не выдержит и вот-вот закричит, оскалится и перебьет нас всех к чертовой матери. Она сидела, обхватив голые коленки, и вся тряслась. Когда мы встретились с ней глазами, ее губы задрожали еще больше, и она отвернулась.

Тот, до кого я дотронулся, и вправду оказался Степанычем: разбитые очки сползли на живот, лицо изрезано осколками (похоже, упал он прямо на очки), а на волосах с затылка и на стене поблескивала запекшаяся кровь.

Мирону повезло больше всех: он расстелился на полу, головой к Машке, а ногами ко мне, и можно было подумать, что он просто спит, вальяжно приоткрыв рот. Если бы я раскрыл ноги под углом в сто восемьдесят градусов, то коленкой достал бы до него.

Пока бывшая Мирона сквозь слезы тараторила его имя, Машка втащила Мирона к себе на колени и пощупала пульс, приложив два пальца к шее.

– Живой, – облегченно прошептала она, взяла фонарик в зубы и попробовала растолкать Мирона. – Может, искусственное дыхание ему поможет, а, Насть?