Ирина Камнева - Морзист [litres]

– «Чертова дюжина выколотых глаз на День святого Валентина», – произнесла она, отделяя каждое слово паузой. – Я не помню, сколько это – чертова дюжина. Сорок, что ли? Типа мертвых через сорок дней поминают…

И здесь мертвые, ну сколько можно! Я хотел было ответить ей, что она тупица, но Степаныч, на удивление, меня опередил:

– Дюжина – это двенадцать, а чертова – тринадцать.

– Ребят, а сейчас когда на пенсию выходят? – спросил Мишка.

– Ну, смотря кто, – ответил я. – Женщины в шестьдесят, мужики в шестьдесят пять, но это если по новому закону.

– У меня маленькая уточка на пенсию выходит.

– Мои поздравления, – хмыкнул я и тяжело выдохнул, через силу пропуская воздух сквозь сжатые зубы. – Только тут я хз.

Пока я пытался включить наручники, в моей голове бегущей строкой проносился только один вопрос: «Почему именно я, мать вашу?», и дальше бесконечными рядами: «Мать вашу, мать вашу, мать вашу…»

Я вдруг вспомнил о маме. Весь этот месяц я почти не думал ни о ней, ни о деде, ни о ком-то еще: был увлечен своей новой жизнью и ни капли не тосковал по старой. Скучал я разве что по пацанам, которые остались во Владимире. Я забывал звонить домой первым, и мама, наконец дозвонившись до меня поздним вечером, всегда ругала за это, а еще говорила, что очень волнуется за меня. Сегодня, перед квестом, я опять забыл позвонить ей и теперь уже навряд ли смогу это исправить.

– А ты не такая бесполезная, Настюх! – вдруг с безумным видом рассмеялся Мирон, стягивая с себя наручники. – Матрешки-то восьмерками оказались, а ножки однерками… Поиграть хотите, да?! – заорал он и ударил кулаками стены, которые затряслись с такой силой, что я от неожиданности подавился собственными слюнями. – Еще и часы сперли, а! Во собаки! Да они дороже всех ваших жизней стоят, э, долбоящеры!!! А че трусы мои за пятьдесят кусков не сняли, а, извращенцы?!

– Мирон! – в один голос прошипели Машка с Настей.

– Мы сейчас вниз свалимся с этой вентиляцией! – истерически дрожащим голосом прошептала Настя, вжавшись в стену.

– Опять она ноет! – прорычал Мирон, потирая правое запястье.

– Да ты совсем дебил! – всхлипнула Настя. – Как я могу не ныть, а? Ты уйдешь, а я здесь останусь! Ты свинья!

Последнее слово переросло в визг, когда Мирон вдруг на четвереньках пополз к Насте через всех нас.

– Эй, эй, эй! – крикнул я, видя, как напряглись мышцы лица и шеи Мирона, а изо рта словно полилась пена, как у собаки: он был не в себе.

Всем телом, опершись о преграду из моих ног: «Не мешай», – Мирон рывком переполз через них и оказался совсем близко к Насте.

– Отстань! – заверещала Настя, приготовившись отбивать бывшего ногами. – Да отвали от меня! Не подходи!

– Иван Степаныч! – толкнул я журналиста, понимая, что до Мирона сам уже не достану, но его недодядя продолжал жаться к стене и ничего не делать.

Было страшно представить, из-за чего Мирон с Настей разругались с самого начала, но сейчас парня, казалось, охватила просто нечеловеческая ярость, и только ли из-за того, что Настя продолжала истерить?

– Слышь, Мирон! Успокойся, э! – пробасил Мишка, пытаясь загородить Настю, которая верещала наперебой с ним:

– Прости! Прости! Прости, Мирон!

– Я что должен сделать, а? Что? Руки тебе оторвать с наручниками, чтобы ты здесь не осталась, а?! – продолжал злиться Мирон. Его голос дрожал, перескакивая то на смех, то на змеиное шипение. – Куда дела свою записку, куда?!

Не было ее!

Все это время я жал на кнопки наручников и торопливо постукивал по ним, как мог: «Ну, давайте! Ну же!» Однажды мне удалось таким способом починить калькулятор, который грохнулся на бетонный пол в школьном коридоре и уже, казалось, вырубился с концами.

– Твою мать, – прошипел я и со всей силой ударил наручниками об пол рядом с собой, и тут случилось чудо.

Настин визг на секунду оборвался, и через широкую спину Мирона я увидел, как девушка обхватила руками свою щеку и вжалась в стену.

– Заткнулась? – прошипел Мирон, пытаясь ударить ее повторно.

– Хватит! – сдавленно пищала Настя. – Хватит, пожалуйста.

Девяносто, семьдесят семь… Четыре, семь…

Я не смотрел на них, вбивал цифры. Больше всего я сейчас надеялся, что Семен Семеныч – это семьдесят семь, а не дата рождения моего деда. Вдруг я услышал скрежет внутри наручников, и железные клешни приоткрылись. Да ладно? Угадал с первого раза!

Не думая ни о чем, я стянул оковы с рук и бросился на спину Мирона, оттягивая его на себя. Мирон от неожиданности даже не сопротивлялся.

– Ты че? – развернулся он и с ошарашенным видом уставился на меня, но, придя в себя, одним рывком прижал меня к стене.

Я ударился головой, прямо окровавленным затылком, и на секунду в глазах потемнело.

Я отвернулся от Мирона и встретился взглядом с Машкой: она внимательно смотрела на меня с приоткрытым ртом. «Не ожидала, да?» – подумал я.

– Вы же все сейчас друг друга переубиваете! – нервно простонал Степаныч, обхватив колени.

Он уже успел стянуть наручники, но продолжал упорно сидеть на месте и абсолютно ничего не делать. Вот урод. Да я в жизни таких децелов не видел!

– О, дядя! – рассмеялся Мирон и отпустил меня, заговорив спокойнее: – А я уж хотел тебя похвалить. Думал, ты за меня, а теперь и ты мешать будешь?

Я посмотрел на Настю, и она тут же опустила глаза. Стало жарко и душно, в воздухе витал запах пота вперемешку с поднявшейся пылью: в свете фонарика сейчас можно было разглядеть каждую крохотную частичку, которая то оседала, то вновь поднималась в воздух. Тесно. Слишком тесно.

– Успокойся ты! – напористо проговорил Миша, и его наручники вдруг щелкнули. – Ты Настю чуть не убил. – Он медленно приподнялся, потирая запястья и с довольным видом тряся кулаками. – Маленькая уточка мужиком оказалась…

– Да я спокоен, – осекся Мирон и отполз обратно на «свое» место. – А ты бы не лез, это наше с Настей дело.

– А ты мне указывать собрался?!

– Да хватит! – крикнула Настя, и все замолчали. Она больше не рыдала. – Давайте, валите отсюда. Что смотрите? Найдите, чем мне наручники разжать, только быстрее! И пусть со мной кто-нибудь останется. Я не буду одна сидеть, еще и в темноте…

– Да что ты? – ухмыльнулся Мирон и глянул на фонарик в руках Машки. – Зачем нам кого-то с тобой оставлять? Мы все вместе быстрее найдем. Посидишь, не сдохнешь. За мной, ребят!

Мирон вдруг выхватил фонарик из рук Машки, повесил к себе на шею и пополз влево по вентиляционному каналу.

Мы ползли друг за другом по вентиляционным лабиринтам, стараясь двигаться как можно тише. Хотя это у нас плохо получалось: топот колен и ладоней, особенно Мишкиных сзади меня, казалось, можно было за километр услышать. Движением руководил Мирон, подсвечивая себе путь фонариком.