Ирина Камнева - Морзист [litres]

– Только попробуй!!!

Настя, значит. Сам бы не вспомнил.

– Это, по ходу, вентиляция, – сказал я, озираясь по сторонам. – И, мне кажется, она точно не в подвале того поместья.

– Вентиляция… – прошептала Настя. – Как они нас сюда засунули? У меня все тело болит и ноги в синяках.

У меня перед глазами вдруг всплыла такая картинка, от которой захотелось проблеваться: Верзила, собрав наши тела в охапку, подает Карлуше каждое по очереди, а этот мелкий сидит в вентиляции и высовывает только свою довольную рожу, затаскивает каждое тело за руки, сворачивает кренделем в тесном железном гробу, пристегивает наручниками и ржет, как свинья. А еще напоследок сует каждому в рот своими коротенькими пальчиками свернутые бумажные комки.

Вдруг Мишка зашевелился и начал падать на Настю, которая тут же заверещала, всеми силами пытаясь удержать грузное тело:

– А-а! Мамочки… Он живой…

– Где я? – пробубнил Мишка, сонно хлопая глазами. – Че за…

– Квест, удар по башке и вентиляция, – объявила Машка, направляя свет фонарика прямо на Мишку, отчего кругленькая луна вновь засияла.

– Чего? Да ладно… – прошептал он, ухватившись за голову. Железные оковы на его руках заскрежетали. – Наручники?

– Они самые.

– Ох, ё-ё… – жалобно протянул Мишка. – Нет… Да вы серьезно?

– Серьезно, – ответил я, бездумно нажимая кнопки на наручниках: только цифры, от нуля до девяти, и ни кнопкой больше. Только бы они заработали.

Мишка выплюнул бумажный комок и с удивлением расправил его пальцами:

– Одна… Че… Маш, посвети сюда. Одна ма… «Одна маленькая уточка бесконечно смотрела Сплит, когда вышла на пенсию» , – прочитал он и скривился в еще большем недоумении. – Чего?

– Там реально так написано? – спросил я и потянулся за своей запиской, закатившейся куда-то под ноги. С трудом нащупав кругленький слюнявый комок, я расправил его пальцами и с трудом прочел строчку, написанную от руки в спешке: – «Старый дед Семен Семеныч черта тронул топором» , хрень собачья.

– У меня еще лучше, – сказала сестра, вслед за мной развернув свою записку. – «Чертова дюжина выколотых глаз на День святого Валентина» .

– Как мило, – буркнула Настя.

– А твоя где? – спросил я.

Она помедлила, нахмурилась и посмотрела на меня как-то странно:

– Не знаю. У меня ее не было.

Вдруг Мирон, лежащий на Мишкиных ногах, зашевелился и открыл глаза под радостный писк Насти:

– Мирон! Мироша! Слышишь? Это Настя, Мирош! Маша, да не свети ему в лицо! Мирон!

– И здесь она не затыкается, – еле слышно пробубнил Мирон, хватаясь за голову: цепи на его наручниках заскрежетали, заставив парня сморщиться еще сильнее. – Че за… Ролевуха?.. Во дела-а… – Он вдруг встретился взглядом с Машкой. – Привет.

– Привет, – хмыкнула она, пытаясь помочь Мирону встать.

– Нет, стой, – протянул он, кривясь от боли, и рухнул на Машкины ноги. – Я полежу, красавица?

– Да пожалуйста, – недоуменно ответила сестра. – Располагайся, будь как дома, джинсы ты мне все равно уже замарал.

– Его должны были положить рядом со мной, – прошептала Настя, почему-то поглядывая на меня, и ее глаза вновь заблестели.

– С фига-а? – весело протянул Мирон и плюнул в сторону.

– Вот ты как, да? – прошептала Настя, размазывая по щекам остатки косметоса.

– Че у тебя в записке? – спросил у Мирона Мишка, кивая в сторону выплюнутого комка.

– А это записка была? – изумился Мирон, растягивая слова так, словно успел выхлестать бутылочку вискаря, пока мы все были в отключке. Он нащупал комок пальцами и нехотя прочел: – «Матрешкам на двух ножках теперь все можно». И че это?

– Кто бы знал, – ответил я, продолжая вертеть в руках записку и безуспешно нажимать на кнопки наручников. – Наручники с кодом, надо его как-то отгадать.

– Да? Ну, раз флешмоб… – протянул Мирон, уже успев запульнуть комок на пару метров вперед, благо записка упала рядом с Мишкиной ногой. – Мишань, а дай-ка мне сюда эту фигатень, сейчас разберемся с матрешками на ножках…

– А кто сказал, что код на наручниках вообще нужно разгадывать? – спросила Машка, глядя на меня. – Записки, может, так, по приколу…

– Ребят… – вдруг протянул Мирон и моментально изменился в лице. Ошарашенно оглядываясь вокруг себя, он даже приподнялся с Машкиных коленок.

– О-о… – протянула сестра, похлопав Мирона по плечу, отчего тот зашатался, как хворостинка. – Дошло. А я-то думаю, странный ты какой-то.

– Так нас по башке ударили? Там, в подвале? – сдавленно прошептал Мирон, потирая виски. – Ё-ёпта… Я вообще все забыл.

– А то, что ты у меня на коленках проснулся, не смутило?

– Мари… ой, ё… Машунь, во, да я на каких только коленках не просыпался, – ухмыльнулся Мирон, но тут же посерьезнел.

– И с Кариной ты конечно же не спал, – буркнула Настя, задрав голову кверху и нервно сглатывая. – Со всеми, только не с Кариной!

– Да ты достала! – прошипел Мирон и попытался замахнуться, но руку задержала железная цепь, натянутая до предела. Мирон от злости резко дернул ее на себя, отчего стены пробрала дрожь.

– А я один раз в гробу проснулся, – затараторил Мишка, пытаясь улыбаться через силу, но его внутреннюю панику выдавал подрагивающий голос. – Я просыпаюсь, смотрю, а надо мной доски, прямо перед глазами в паре сантиметров. Встать невозможно, темнота вокруг. А дело было год назад, в Швеции, меня туда родители на месяц учиться отправили, в интернат, и ребята там, знаете, веселые, постоянно про русских медведей и про водку спрашивали, ну мы и купили бутылочку в шведском магазинчике.

– Красавчик, – безрадостно хмыкнул Мирон.

– Короче, я тогда в темноте и в тесноте просто заорал, начал руками и ногами стучать, а главное, вообще не помню, по какому поводу они со мной так и где мы гроб взяли. Водка, что ли, не зашла…

– А дальше? – спросил я, вспомнив, как недавно один подписчик предлагал мне заснять видео «Похоронил себя заживо»: это когда ты залезаешь в гроб с камерой, прямо в настоящий, чтобы проверить, сколько человек сможет вот так пролежать и не сдохнуть. Сейчас эта идея казалась мне просто идиотской.

– А потом меня вытащили из-под рояля, – выпалил Мишка и заулыбался так широко, будто совсем забыл, что отсюда нас так просто не вытащат.

– Откуда? – переспросила Машка, усмехнувшись.

– У нас интернат был с музыкальным уклоном. Короче, влетело нам тогда по самые саксофоны.

– Да хватит болтать! – прошипела Настя и прислушалась, посматривая в темный тоннель вентиляции. – Как представлю, что этот карлик вон с того конца выползет. Там звуки какие-то.

Повисла пауза: мы прислушались. Машка направляла свет фонарика то в один конец вентиляционной трубы, то в другой, но труба оказалась настолько длинной, что невозможно было разглядеть ни поворота, ни решетки в конце, ни чьей-то рожи, которая смотрит на нас.