Александр Пелевин - Покров-17

Взвод лейтенанта Старцева спешно отходил к остальным подразделениям 837-го полка, готовым принять бой в районе церкви. Набились тесно в кузов «полуторки», помчали по узкой улице, трясясь на ямах и ухабах.

Кругом гремела артиллерия, свистели пули, трещали автоматы.

— Драпаем… Уж не подумал бы! — кричал в сердцах Игнатюк, крепко вцепившись в борт.

Старцев стукнул его легонько рукой по каске, ответил строго:

— Никуда мы не драпаем. Приказ отходить к церкви. Там мы бы уже ничего не сделали, а в центре нужно усиление.

— Без нас там на окраинах ребят крошат! — встрепенулся молчавший до того Пантелеев.

— А ребятам у церкви без нас совсем кранты! — вступил в разговор сержант Громов. — Там и будем держаться. Никуда уже оттуда не отойдем. Правильно говорю, товарищ лейтенант?

Старцев угрюмо кивнул, вглядываясь назад, в ту сторону, откуда они отступали.

Селиванов тоже посмотрел назад.

Там гулко грохотало и рвалось, вздымались клубы черного дыма, бегали хаотично бойцы, падали, стреляли, снова падали…

Лучше смотреть вперед.

Трясло в грузовике так, что стволы винтовок бились о каски, гремел обвес, приходилось цепляться обеими руками за борты, чтобы не вылететь из кузова. Игнатюк попытался отпить воды из фляжки — ударило по зубам так, что от боли он схватился за челюсть.

Остановились на площади, повыскакивали из кузова. Возле храма творилась суета: бойцы спешно перетаскивали внутрь ящики с патронами, заваливали окна мешками, выставляли пулеметы. Со стороны Поречья один за другим примчали еще два грузовика с солдатами.

Еще один грузовик стоял, разбитый, возле поворота на переулок. Бойцы вытаскивали из кабины раненого водителя.

Грохнул снаряд возле площади, попал в здание старой лавки, той самой, где бойцы взвода стояли несколько дней назад. Разнесло по площади щепки, осколки стекла и вонючую пыль.

Несколько огневых точек с пулеметами обустроили прямо на площади, используя прилавки от старого рынка, мешки и ящики. Затащили пулемет на полуразрушенную колокольню церкви.

Глядя на всё это, Селиванов подумал, что, быть может, здесь и наступит тот самый момент истины. В какой-то момент происходящее будто бы замедлилось, как в долгом полуденном сне, и солдаты медленно бежали в укрытия, подтягивая снаряжение, и медленными движениями заряжали винтовки, и даже грохот снарядов растягивался долгим эхом, и с длинными паузами стрекотал пулемет с колокольни.

Тяжелый запах пороха висел в воздухе, приглушенные взрывы гулко ухали за спиной, и с каждым ударом сердца вздрагивало всё тело.

— На позиции! — закричал Старцев, показав на кирпичные руины церковной пристройки, где можно было укрыться.

А потом свистнуло что-то вверху, и Старцев заорал:

— Ложи-и-ись!

Залегли. Рвануло совсем рядом, оглушило, засыпало снегом и щепками. Селиванов поднял голову и увидел, что у грузовика, на котором они приехали, выбило стекла кабины.

К позиции пришлось подбираться пригнувшись. Немцы были уже совсем близко.

Взвод Старцева оказался на позиции, часть которой уже заняли бойцы роты автоматчиков.

Командование над подразделениями полка, готовыми принять бой у церкви, взял на себя замкомбата старший лейтенант Кричевский — высокий, худощавый, с щегольскими усиками, мечтавший закончить войну в звании капитана.

К этому моменту немцы заняли всю восточную половину Недельного и всеми силами прорывались к центральной площади. Вблизи уже трещали немецкие автоматы. Им на помощь спешили танки.

— Ну что, бойцы, — выпалил, запыхавшись, Старцев и засел с пистолетом за грудой кирпичей. — Сейчас мы им…

И пригнулся, потому что рядом прострекотала очередь.

25 сентября 1993 года

Закрытое административно-территориальное образование «Покров-17», Калужская область

Дочитав извещение, полковник передал бумагу Сереге, нащупал в пачке последнюю сигарету, выругался и закурил, нахмурившись.

Серега прочел, беззвучно шевеля губами, и с непонимающим видом вернул документ мне.

— Что вы оба молчите? — спросил я взволнованно.

Полковник выпустил струю дыма и задумчиво сказал:

— Интересные дела.

— Интересные дела? — вскрикнул я. — Это извещение о гибели персонажа, которого я придумал! Его не было в реальности. А этот документ говорит, что был! И погиб точно там же, в том же бою и в тот же день, что и в моей книге!

Полковник пожал плечами, пьяно икнул.

— А ты уверен, что придумал его? Может, видел в каких-нибудь архивах или мемуарах. Отложилось в голове, а потом забыл.

— Уверен. Я помню, как придумывал его.

Действительно, я отлично помню, как взял для него фамилию моего школьного приятеля Лешки Селиванова, который прослыл в классе добродушным тихоней. Еще он писал стихи.

— Может, подделка? — предположил Серега. — Может, кто-то решил пошутить?

— Логично, — кивнул полковник. — Хотя, конечно, выглядит настоящей. Бумага старая, текст выцветший, написано чернилами, а не современной ручкой… Если подделка, то очень хорошая. Впрочем, умельцы сейчас всё могут.

— Если и фальшивка, то зачем это делать? — спросил я.

— Понятия не имею. Абсолютно. Слушай, писака, постарайся об этом не думать сейчас. Свихнешься еще. Черт, водка кончилась, тебе бы не помешал еще стаканчик. Не думай. Просто не думай.

— О секундах свысока, — хихикнул Серега.

Ага, подумал я, легко сказать.

— Меня больше интересует другое, — продолжил Каменев. — Кто это сделал? Кто-то, пользуясь темнотой, пробрался в наше отделение и всучил тебе эту бумажку. Значит, он может видеть в темноте.

— Слушайте… — медленно заговорил Серега, пытаясь соображать. — А помните, мы говорили, что у институтских могут быть эти штуки? Чтобы видеть в темноте.

— Точно, — сказал полковник. — И правда. Смотри, это же логика. Этот хмырь с бумажкой видел тебя в темноте. Значит, у него есть для этого какое-то устройство. Значит, они действительно существуют. А раз они существуют… то где они еще могут быть? Только в Институте.

— Да, — сказал я, задумавшись. — И эта история, как я выехал в темноте из города. Значит, со мной был кто-то с этим устройством. Значит, Институт должен об этом знать.

Полковник докурил до самого фильтра и с сожалением воткнул его в гору окурков из жестяной банки.

— Мда, — сказал он хмуро и злобно. — Всё. Собираемся. Поднимаем людей. Едем в Институт. Устроим блядям косорылым полный разнос.

Он встал из-за стола, слегка пошатнулся.

— Ну? — он окинул нас нетрезвым взглядом. — Что расселись? Серег, иди ребят поднимай.

И вдруг хрипло закашлялся, согнулся пополам, прикрыв рукой рот, оперся на стол и побледнел.

Его стошнило на пол.

Он разогнулся, вытер рукавом дрожащие губы, а потом взглянул на запястье: оно покрылось желтовато-белыми чешуйками с кровоподтеками и крупными волдырями.