Александр Райн - Тюрьма мертвых [litres]

Время здесь и так текло с непонятной скоростью, а после того как выяснилось, что рядом со мной постоянно находится стукач и предатель, оно и вовсе превратилось в тягучую неподвижную массу. Все, что я мог, – это ждать. Каждую секунду казалось, что вот-вот сзади меня появится кто-то и заставит протянуть руки, наденет браслеты, а затем отведет в комнату пыток, где я сделаю последний вдох. Затем я снова окажусь напротив невидимого судьи, он вынесет мне приговор, который явно не будет мне по душе, и, возможно, одна из камер станет моим домом. Но пока этого не происходило.

Зато все встало на свои места. Теперь понятно, почему Вадик указывал мне на ошибки, почему постоянно рвался посмотреть, как я работаю, зачем меня отправили приваривать эту дурацкую ручку на шкафчик. Все для того, чтобы у меня не было шансов на халтуру.

Вадик знал, все они знали, что я задумал, будто шпионы, проникшие ко мне в голову и расставившие жучки слежения по углам. Они обрывали мои планы.

«Сам виноват, нужно быть умней и аккуратнее».

– Слушай, Вадик, я хочу извиниться. – Я подошел к нему после обеда и предложил присесть, перекурить и обсудить все, что произошло.

– Ты же понимаешь, что я все равно передам то, что ты мне рассказал, – ответил он с неподдельным сожалением в голосе.

Я закивал.

– За что ты здесь?

– Застукал жену со своим другом.

– И что сделал?

Он посмотрел на меня тяжелым взглядом, таким тяжелым, что я сразу ощутил весь груз, который лежит у него на сердце.

– И давно?

– Полгода назад.

«Полгода? Что ж, это объясняет его нормальный вид, живой взгляд, уверенную речь, в отличие от тех, кого я видел раньше, тех, из кого остатки души высосала тюрьма в тандеме со временем».

– Думаешь, они тебя отпустят?

– Мы подписали соглашение.

– Ясно.

«Соглашение, договора – чушь, местная схема развода».

– Ты хотя бы можешь утолить мое любопытство?

Он вопросительно посмотрел на меня.

– Ты ведь, ну, умер, да?

Взгляд его сделался еще печальнее, казалось, он вот-вот пустит скупую слезу, но вместо этого он затушил сигарету о бетонный пол и встал.

Я взглянул на окурок.

«Он никогда не курил, сигареты просто тлели в его пальцах, и почему я не замечал таких мелочей?»

По моим прикидкам, работы в этом крыле оставалось на два-три дня.

Мы перешли на самый верхний ряд, когда из тоннеля послышался звук приближающегося состава.

Тук-дук-тук-тук, тук-дук-тук-тук.

Судя по звуку, колес было не менее дюжины; это означало, что к нам двигается что-то крупнее вагонетки.

Я отложил инструмент в сторону и, облокотившись на металлический поручень, стал ждать. Поручень завибрировал, электрические лампы, которые и так работали в треть своей силы, замерцали. Звук усиливался, через несколько мгновений из тоннеля показался электрический луч, вдалеке послышался противный скрежет тормозов.

Наконец показалась голова состава, в котором спиной вперед сидели двое охранников. Вагонетки, сцепленные друг с другом в длинную змею, постепенно выезжали из темноты, гоня перед собой клубы тумана. В каждой из них сидели несколько заключенных в тюремной робе и один охранник. Помещение наполнилось стойким запахом болота и еще каким-то резким невыносимым ароматом. Пришлось на время натянуть ткань на нос, пока воздух снова не стал привычным. Привезенный поездом туман медленно оседал на путях. Состав растянулся на всю длину крыла, и после полной остановки первыми поднялись охранники. Один из тех, кто сидел в голове, вышел и начал отдавать приказы остальным. Заключенные послушно поднимались и, покидая состав, выстраивались в колонну.

Когда все места, кроме одного, опустели, охранник, сидевший спереди, развернулся вместе с креслом, нажал клавиши, и змея, стуча колесами, медленно поползла в тоннель. Немного погодя звуки стихли, и снова наступила тишина.

Мужчины, женщины, старики, подростки: все стояли, устремив взгляд к полу, и ожидали приказов.

Постепенно их начали заселять на той стороне, где камеры были готовы еще до моего приезда сюда. Охранники отпирали металлические калитки, и люди послушно заходили внутрь, затем дверь запиралась, и следующие на очереди продвигались вперед.

Насмотревшись, я повернулся и увидел Вадика, который, словно загипнотизированный, наблюдал за происходящим с широко открытыми глазами. Должно быть, он переживал в душе то же самое, что и они, вспоминая собственное заключение. Вид у него был, мягко говоря, ошарашенный. От этой картины мне стало еще больше не по себе. Уверен, если бы он мог дрожать, то сейчас поручень ходил бы ходуном.

Я начал чувствовать, что сам теряю самообладание. Невидимая рука натягивала нервы, словно арбалетную тетиву, в конечностях впервые за всю жизнь появилась легкая дрожь.

Вскоре весь первый этаж был заполнен заключенными, оставалось еще четыре. Как только последний заключенный зашел в камеру и дверь за ним лязгнула, в тоннеле послышался звук приближающейся вагонетки. Охранники, усевшись, покинули крыло.

Еще четыре таких рейса, и все камеры на той стороне будут заполнены, и настанет черед нашей стороны. По сути, нужно было ускоряться, но я нутром чувствовал, что, как только это крыло будет готово, моя собственная камера уже будет ждать меня.

– Вадик, эй, Вади-и-ик, – тряс я его за рукав.

Он дернулся, будто только что проснулся, в его глазах стоял вопрос: «Где я?»

– Слушай, я, конечно, понимаю, что тебе обещали свободу, но ты не думаешь о том, что это все лажа полная? Может, мы могли бы…

Я не успел договорить, потому что он резко перебил меня, схватил за руки и, тряся за них, завопил:

– Я туда не вернусь! Ты понял? Не вернусь! – Голос его ломался от волнения, а в глазах полыхал ледяной огонь.

Он тряс меня, а я пытался вырваться, но костлявые пальцы, словно тиски, сжимали меня мертвой хваткой. Казалось, еще немного, и он продавит мне мышцы.

– Отвали! – крикнул я на него чуть громче, чем следовало бы, но это дало результат.

Вадик тотчас отпустил меня и, отвернувшись, быстрым шагом потрусил к первой камере, с которой мы должны были начинать.

В этот момент я окончательно убедился, что от него помощи не дождаться.

На следующий день, примерно в это же время, ситуация повторилась. Мы с Вадиком заканчивали третью камеру, когда в тоннеле раздался звук приближающегося состава. Лампочки замигали, воздух стал наполняться едким запахом, а когда я перегнулся через поручень, то был удивлен тому, что увидел. Звук стучащих колес был еще далеко, но туман вываливался из тоннеля плотными клубами. Он разлетался в стороны и, рассеиваясь, заполнял все вокруг, просачивался сквозь прутья камер, оседал на выступах стен.