Лорен Норт - Идеальный сын [litres]

Шелли приподнимает поднос с тающим мороженым, сдвигает его на другой конец дивана, а сама пододвигается поближе. Мы касаемся плечами, и я чувствую тепло её тела. Остаток фильма мы досматриваем в дружеской тишине.

– Вот зарядил-то, – замечает Шелли, вытягивая руки и потягиваясь. Её фраза незаметно превращается в зевок.

Моргаю и замечаю, что на экране уже пошли финальные титры. Странное чувство: будто только что проснулась от дрёмы, а ведь не спала. Смотрю на окно. Вниз по чернеющему стеклу ползут улитками капли дождя. Оно то и дело сотрясается внутри гниющей рамы от порывов ветра, впрыскивающего в межоконное пространство дождевые струи – может, мне и не стоило в день переезда сразу снимать заплесневелые занавески.

– Пора мне, наверное, – вздыхает Шелли. – А то Тим уже волнуется.

Берёт телефон, прокручивает экран.

– Ну или не волнуется, – бормочет. – Написал мне только, что перепил, решил остаться в отеле при гольф-клубе.

В её голосе звучит горечь, какой я никогда ещё не слышала.

Хочу уже спросить, как она, но Шелли опережает.

– Давай я нам перед уходом сделаю горячего шоколада? А то ехать ещё в темноте, сахар не помешает.

Она давит очередной зевок, встаёт, обхватывает себя, дрожа, руками.

– А я и не замечала, как похолодало.

Шелли так зевает, что и я не могу не последовать её примеру. Меня накрывает, и я замечаю, что валюсь с ног от утомления. Так хочется доползти до кровати наверху, пока вообще есть силы двигаться, но Шелли столько для нас сделала, как ей откажешь?

– Мысль классная, – отвечаю я, – давай только я сделаю.

– Да не, я справлюсь. Ты посиди. Вид у тебя измученный.

«Потому что я измученная», – думаю я, обрушиваясь на подушку.

Буду ли я когда-нибудь снова смеяться нормально, как думаешь, Марк?

Конечно, посмеёшься ещё, Тесси. Ты хохотушка.

Я любила, когда ты меня смешил. Ничего меня так не смешило в жизни, как ты. А теперь нет тебя. Фильм смешной был, обхохотаться просто, а я только пару раз выдавила из себя улыбку. Представить себе не могу, чтобы ещё когда-то смеялась.

Всё будет, не торопи события.

Возвращается Шелли с двумя дымящимися кружками. Взяла с кухни сумку, бросает её себе под ноги, опускается на диван и даёт мне кружку со львом, которую ты мне тогда в зоопарке купил . «Тебя напомнила», – посмеялся ты, кивая на мои кудри. Слышу у себя в голове твой смех. Скучаю по нему. Подношу к телу, обнимая ладонями, кружку с горячим шоколадом, а саму до глубины пробирает холод. Какое, интересно, животное ты бы выбрал, увидь меня сейчас?

– Тесс, а можно тебя о кое-чём попросить? – говорит вдруг Шелли, дуя на шоколад.

– Да, конечно.

– Ты не против, если я снова у тебя на диване посплю? Я бы не просила, но я совсем без сил, а ехать в Ипсвич на фоне вот этого, – она кивает на окно и на брызги от дождя в тишине, – мне совсем не улыбается.

– Ой… конечно. Я и не думала, что уже такой поздний час. Зря я тебя задержала так. Прости.

– Не извиняйся, это же я предложила посмотреть. Мне, наверное, сильнее, чем тебе, нужны такие девчачьи вечера.

Она смотрит на меня, и в душе я чувствую прилив теплоты. Как давно не было у меня человека, с которым можно провести вечер. Даже если только один вечер.

– Мы в последнее время с Тимом общаемся не очень, поэтому он, наверное, и решил переночевать в отеле. Стоит нам только увидеть друг друга, всякий раз ссоры. Не очень хочется ехать в пустой дом. Но если неудобно…

– Да что ты, всё хорошо, – спешу я вставить слово, – в одной из комнат наверху из-под коробок можно высвободить запасную кровать.

– Да брось, не заморачивайся. Сойдёт и диван, даже, знаешь, отлично, что диван. И в бассейн завтра поближе ехать. Спасибо тебе.

– Не за что, – отвечаю я, радуясь, что Шелли будет удобно и на диване. От мысли, что в одной из запасных спален надо бы разобраться, сводит мышцы судорогой. Но я в ближайшее время примусь. Завтра, может, но не сегодня, не сейчас, сейчас я так устала.

– Пойду принесу тебе подушку и одеяло.

– Погоди, – удерживает меня Шелли, – хотела с тобой поговорить про нашу поездку в Маннингтри на той неделе. Что ты чувствуешь в связи с произошедшим?

Интересно, она про мужика в чёрной бейсболке, который меня преследовал, или про паническую атаку? Но уточнять не буду. Какая уже разница?

Чем больше времени проходит, тем больше память проедает моль и тем менее всё случившееся кажется реальным.

– Да всё хорошо. Ты была права, наверное. Фантазия разыгралась.

Шелли кивает.

– Такое случается, Тесс.

– Пойду-ка схожу за постельным бельём.

Порываюсь встать, но Шелли кладёт руку на мою.

– Посиди минутку. Попей шоколада, пока не остыл.

Я пью.

Из сна меня выдёргивает внезапно и без спросу. Глаза будто зашили. Прислушиваюсь: что меня разбудило? Вокруг тишина. Меня уже снова начинает тянуть в глубины беспамятства, но в тумане сонливости мне всё ещё ясно, что отчего-то я проснулась.

В мыслях проносится безлицый мужик из Маннингтри, и я усилием воли разлепляю глаза и вижу кромешную темноту комнаты.

Пальцы ищут телефон. Морщусь от яркого света экрана, замечаю время. 3.05 ночи. Пора проведать, как там Джейми. Может, он снова упал с кровати, как в первую ночь в этом доме. Ворочался, подумал, наверное, что наткнётся сейчас на стену, как в старой маленькой спальне в Челмсфорде, а вместо стены был пол.

Пьяно вылезаю из простыни, в которую завернулась, нетвёрдо встаю. По коже бегут, будто жучки, мурашки, но от холода плотная плёнка сонливости, покрывшая меня, тоньше не становится.

Коридор шатается из стороны в сторону, будто лодка на беспокойных волнах. Вот только движутся не стены, не потолок, а я. Это я шатаюсь. Обеими руками держусь за стену, ступая поочерёдно босыми ногами и стараясь не упасть от головокружения.

Где-то на задворках сознания паника: что-то со мной сильно не так. Но эта мысль скрыта густой пеленой тумана.

Наваливаюсь всем весом на дверь комнаты Джейми и только тогда слышу её голос и как сладко она поёт колыбельную.

Открываю дверь. От голубого ночника на фоне коридорного мрака режет глаза, моргаю, пытаясь приглядеться.

Шелли сидит у Джейми на краю кровати. Глазки у сына закрыты, но непонятно, спит он или нет.

В приглушённом свете ночника её лицо словно ангельское, любящими глазами она смотрит на нашего мальчика и снова поёт.