Лейла Аттар - Бумажный лебедь

В четыре часа дня, когда прозвучал сигнал к ужину, Дамиан и его соседи по бараку выстроились в шеренгу. В столовой – просторном прямоугольном помещении – стояла дюжина столов из нержавейки, за каждым из которых умещалось по восемь человек. Вооруженные надзиратели следили за узниками из стеклянных кабинок по обеим сторонам зала. Шестеро дежурных по кухне за прозрачной перегородкой накладывали еду и ставили тарелки на подносы. В тот день на ужин давали куриную отбивную с картофельным пюре и подливой, тонкий ломтик кукурузного хлеба и желе.

Дамиан взял свой поднос, наполнил холодной водой пластмассовую кружку, любезно предоставленную властями штата, и направился к группе заключенных-геев. Когда он уселся напротив темнокожего здоровяка по имени Моник, тот удивленно вскинул выщипанную бровь. На секунду Дамиан засомневался, сделал ли верный выбор, чтобы завоевать хорошую репутацию среди заключенных.

Моник, бывший боксер с огромными, жилистыми руками, похожими на древесные стволы, отбывал пожизненный срок и пользовался в своей группе авторитетом. Тюремным охранникам периодически приходилось иметь дело с представителями банд. Если между группировками возникали конфликты, надзиратели запирали всех по камерам, а затем вызывали главарей, чтобы те пообщались и решили проблему. Так заключенные сами помогали поддерживать порядок, что было выгодно всем. Взамен главари получали привилегии – так называемые «карты лояльности».

Монику, очевидно, позволялось многое: начиная с сиреневой помады и черного лака для ногтей, заканчивая цветастыми бусами на шее. Он являлся самой внушительной и яркой персоной в зале. И когда Дамиан вдруг протянул руку к его тарелке, наколол на вилку мясо и откусил большой кусок, все вокруг настороженно притихли. Работники кухни застыли с черпаками в руках, не замечая, как подлива капает на пол. Разговоры стихли. Все взгляды обратились к Монику и Дамиану.

Моник моргнул. Неужели сопляк-новичок стащил еду у него из тарелки? Только полный кретин станет так наглеть – и этот кретин решил связаться не с кем-нибудь, а с ним?

Дамиану требовалась реакция. Причем быстро. Прежде, чем вмешается охрана. Поэтому он поднял свою кружку и выплеснул содержимое на голову сопернику. Вода закапала у Моника с носа. Тот медленно, не спуская глаз с Дамиана, вытер лицо. А потом разверзся ад.

«Если назревает тюремная драка, атакуй первым», – вспомнил Дамиан и ударил Моника локтем в горло. Уже через миг громила оправился. Дерущихся обступили другие заключенные, затрудняя доступ охране.

Моник рванул на Дамиана прямо через столешницу и одним махом свалил его со стула. Сцепившись, мужчины рухнули на пол. На Дамиана обрушился град ударов – в подбородок, в грудь, в челюсть. Его словно дубасили молотком. Моник подмял соперника под себя, придавив ногой его лодыжки. Он схватил Дамиана за шею, сжав ему трахею, а затем стукнул его головой об пол. С резким «уфф» воздух вышел у Дамиана из легких. Чувство было такое, что лицо вот-вот взорвется, будто вся кровь прилила к голове, потерявшей связь с телом. Моник усилил хватку. Ответных ударов, которые становились все слабее, громила успешно избегал. У Дамиана потемнело в глазах. Силуэты заключенных стали размытыми, синие робы слились в единое пятно. Беготня, выкрики – все доносилось будто издалека. Дамиан вспомнил, как смотрела на него Скай, когда он спустил курок: в ее глазах застыла боль, губы сложились в беззвучное «нет!».

– Что ты делаешь, Дамиан? – прозвучал в голове ее голос.

Я сражаюсь и не отступаю.

Дамиан распахнул глаза. Он схватил бусы на шее Моника и с силой дернул на себя. Лицо громилы приблизилось, и Дамиан протаранил его лбом. Выпустив соперника, Моник схватился за нос. Кровь брызнула на его синюю рубашку. Дамиан врезал ему в челюсть и уселся сверху. Когда подбежала охрана, лицо у Моника сделалось лиловым от синяков и размазанной помады.

Дерущихся растащили, и толпа расступилась. Противники едва держались на ногах, избитые и окровавленные. Стало ясно: с новеньким шутки плохи.

За драку Дамиана отправили в изолятор – самое жесткое из тюремных наказаний. Камера одиночного заключения, или «Нора», в длину занимала девять футов, в ширину – семь. В этой каморке с холодным бетонным полом, толстыми цельнометаллическими стенами и таким же потолком ютилась койка: стальной остов да тощий матрас. Напротив едва умещались отхожее место и раковина. Единственное, что связывало Дамиана с внешним миром – крохотное окошко, через которое выдавали еду. Робу забрали, взамен дали футболку и шорты из тонкой ткани. По ночам, когда в камере врубали кондиционер, заснуть было невозможно.

Каждый день Дамиана отводили на огороженную площадку, где он в течение полутора часов разминался, прыгал, приседал – в общем, с максимальной выгодой использовал свободное пространство. Оставшиеся двадцать два с половиной часа проводил в тишине и кромешной тьме. Он оказался один впервые с тех пор, как признал себя виновным по всем предъявленным пунктам. Изоляция должна была его изнурить, но он даже обрадовался одиночеству. Слишком много крови он пролил, слишком долго оставался безнаказанным. Сперва Альфредо Рубен Самора – человек, который хотел убить Эль Чарро. Затем – сам наркобарон, его многочисленные подельники и враги, погибшие при взрыве на складе.

Тяжелее всего Дамиану было думать о Скай. Он постоянно прокручивал в голове день, когда видел ее в последний раз. Память безжалостно воскрешала все до мельчайших деталей.

В зале суда Дамиан первым делом увидел Скай. Его взгляд машинально остановился на ней, как уже не раз бывало раньше. Оказываясь рядом, она всецело завладевала его вниманием.

Скай изменилась: не избалованная принцесса, но и не та девушка, которая жила на острове. В ней не осталось ни дочки Уоррена, ни возлюбленной Дамиана, ни той несчастной, что разрывалась между ними. Эта Скай принадлежала самой себе. Что-то, случившееся после ранения, сильно ее изменило. От нее веяло холодом, словно она закрылась не только от Дамиана, но и ото всех вокруг. Она как будто сидела в стеклянном пузыре, дыша своим собственным воздухом.

Дамиан ранил ее в плечо. Пуля прошла навылет, не причинив серьезного вреда, однако рука у девушки до сих пор была на перевязи. Дамиан не мог не вспоминать о том, как подхватил любимую после выстрела, а ее кровь заструилась у него сквозь пальцы. Кровь, которую он пролил.

Его задержали люди Седжвика. Они же отнесли Скай и потерявшего сознание Виктора Мадеру к вертолету. Уоррен полетел с ними в больницу, а Дамиан, в наручниках и под конвоем, отправился в полицейский участок. Рафаэль сообщал другу новости о состоянии Скай, Дамиан не видел ее со времен ареста.