Эми Маклеллан - Вспомни меня [litres]

– Я не понимаю, что происходит.

Мои глаза еще раз обегают внутренности хибары, отмечая, где стоят дробовик, топор и лопата.

– У тебя удивительный талант все портить, тетя Сара. – Он делает паузу, расчесывая волосы пальцами. – Или мне называть тебя мамой?

Холодное лезвие рассекает меня с ног до головы, и лед, струившийся по жилам, проникает в сердце.

Джеймс довольно смеется.

– Я все знаю, – кивает он. – Все подробности.

– Как?.. – хрипло спрашиваю я. – Когда?.. Джоанна тебе сказала?

Снова смех.

– Нет, эта женщина всегда была закрытой книгой – всегда в своей раковине, как устрица. Все держала в себе. Мне рассказали ее счета. Пансион бабули обходится недешево, знаешь ли. Я взломал пароль мамочки, а там проследить платежи труда не составило. Ну я и задался вопросом, почему это она столько туда отстегивает, вместо того чтобы помочь мне. Решил нанести визит. Представился бухгалтером миссис Бейли – мол, хочу все проверить. В пансионе были очень любезны и даже отвели меня к матушке моей «клиентки». Вот был сюрприз так сюрприз. Мы поболтали, и она столько всего интересного рассказала! О тебе, правда, отзывалась не лучшим образом. Бабуля – прелесть, правда?

Я качаю головой, не веря тому, что слышу. Во рту сухо как в пустыне, в ушах шумит, сердце колотится поршнем паровой машины. Джеймс все знает! Я оглядываюсь на Алана – может быть, он тоже? По нему непонятно, он совсем посерел и ушел в себя.

– Ты сказал ей, кто ты?

– Нет. На что она мне сдалась? К тому же я понял, что секреты до поры до времени лучше держать при себе. Так что не надо мне про всяких асов в психологии, я знаю о ней больше всех вас. Ас! Да эта дохлая кошка лучше в ней разбирается, чем детектив-сержант Шлюха!

Ругательство выводит меня из себя. Так грубо – совсем не похоже на Джеймса, которого я знала. Он всегда был скромником и не любил, когда Джоанна отпускала фривольные комментарии по поводу героя какого-нибудь сериала или ведущего прогноза погоды.

Я закусываю губу. Джеймсу все известно! Внутри у меня словно завязан узел. Слезы текут из глаз.

– Джеймс, пойми, я была тогда совсем другим человеком. И даже не представляла… Я ничего не помнила.

Он только отмахивается.

– Да, да, все это я слышал. Избавь меня. Я знаю, что ты сделала. Трахнулась с мужем сестры, залетела и потом угробила его в автоаварии. Никакой «тревожностью» тут не оправдаться. – Он подчеркивает слово голосом и показывает пальцами кавычки.

– Джеймс, прошу тебя. Мне очень жаль, но я правда ничего не сознавала. Твоя мама… она простила меня. И заботилась обо мне.

– О да, святая Джоанна!.. Не надейся, вам меня не одурачить. Я вас обеих насквозь видел. Она мне всю жизнь врала! Каждый божий день эта сука врала мне!

– Джеймс!

– А ты вообще убийца! По пьяни укокошила моего отца! И ни ареста, ни суда – ничего! Полежала себе в коме, бедная-несчастная, все вокруг жалеют, а про отца просто забыли! Только я помнил! Всегда, всегда помнил!

Он кивает на Алана.

– Вот он был мне почти как отец, но вы с мамой вечно его гнобили и унижали. Пользовались им, присосавшись как пиявки. И всегда вам все сходило с рук! Всю жизнь! Убийство, распутство, ложь, воровство!

Глаза Джеймса темнеют от ненависти, в уголке рта выступает пена.

– Я – ваш судья! Эта сука сдохла за свое вранье. Она никогда не любила меня по-настоящему. Я ей надоел, как только перестал быть хорошеньким малышом. Подвернулся очередной кобель, и я стал для нее обузой. А ты, убийца проклятая, должна была отправиться в тюрьму! Отсидеть свое за то, что угробила отца. Я методично подкидывал улики то тут, то там. Если бы эта полицейская шлюха пошла по следу, тебя бы уже арестовали. Куда уж проще!.. Но вы двое испортили дело, зачем было совать нос куда не надо?!

Он кричит, накручивая себя, потом вдруг успокаивается и вновь говорит холодным спокойным голосом. От этого почему-то еще страшнее.

– Придется теперь подчищать.

Джеймс наклоняет канистру, в которой что-то булькает. Откручивает крышку и выплескивает бензин на стол, на раскладушку, на пол возле двери. Заметив телефон, вырывает его из моей руки и проверяет экран.

– Хорошая попытка, тетя Сара! Увы, звонок не удался.

Я бросаюсь к топору. Он тяжелее, чем я думала, и размахнуться здесь негде. Джеймс со смехом легко вырывает его у меня – таким же быстрым ловким движением, как у убийцы. И почему я раньше не заметила сходства?!

Запах бензина наполняет рот и нос, мне так страшно, что я вот-вот обмочусь.

– Тебя поймают, – говорю я. – Тебе не удастся уйти от ответа.

Джеймс улыбается.

– Как ты верно подметила, все улики здесь, в хижине Алана. И все они сгорят вместе с вами. Трагический исход попытки самой противостоять преступнику. Бедный мальчик остался совсем один… Ничего, деньги послужат мне утешением.

Достав зажигалку, он подносит ее к скрученному листу бумаги, потом касается им бензина на столешнице. Вспыхнувшее голубое пламя начинает лизать разбросанный хлам. Джеймс останавливается в дверях с удовлетворенным выражением на лице.

– Вот твое наказание, тетя Сара. Высшая мера. Нужно было с самого начала это сделать, а не полагаться на наше правосудие.

Он бросает зажженный бумажный жгут на пол. Желтые языки огня, разгораясь, струят черный дым и вдруг разом охватывают разлитый бензин, словно пробудившееся к жизни чудовище. Дверь раскрывается, показав на секунду зелень и моросящий дождь снаружи, и Джеймс исчезает, прихватив с собой топор и дробовик. Я бросаюсь следом, но не успеваю. Дверь захлопывается и не поддается, даже когда я наваливаюсь на нее всем весом – руки, держащие с той стороны, слишком сильны. Доносится роковой, окончательный щелчок висячего замка. Пламя уже подбирается к моим кроссовкам, струится по косяку. С неистовством отчаяния я бросаюсь на дверь с лопатой, стараюсь сбить петли, но жар невыносимо обжигает ноги. Приходится отступить.

– Не тратьте зря время.

Схватив за руку, Алан оттаскивает меня в глубину помещения. Едкий дым наполняет нос и рот. Мы обречены. Стол уже весь охвачен танцующим желто-синим пламенем, изуродованные останки животных словно в крематории.

Алан все тянет меня за собой, пока мы не оказываемся возле задней каменной стены, сырой и холодной. Прямо в скальную породу врезана металлическая рама, перекрытая деревянным щитом. От ударов лопатой летят щепки – я смогла бы разбить щит, будь у нас больше времени, но оно-то как раз на исходе. Я лихорадочно озираюсь по сторонам слезящимися от дыма, полуслепыми глазами и вдруг вижу, что Алана нет. Бросил меня здесь умирать в одиночестве? Все это была какая-то уловка?..

Кто-то тянет меня снизу к полу. Я опускаюсь на колени. Дышать здесь чуть легче. На ощупь отыскиваю Алана, скрючившегося в низкой узкой пещерке, откуда еще тянет холодной сыростью.