Тесс Герритсен - Призрак ночи

Перешагнув порог, я для храбрости делаю глоток из бокала и, пробираясь сквозь толпу, направляюсь прямиком к Неду. Он стоит возле витрины с резными изображениями птиц – каждое на отдельной подставке. Я знать не знала, что мой плотник на самом деле художник, да еще какой! У каждой птицы Неда – свой причудливый характер. Императорский пингвин запрокинул голову и что-то кричит в небеса, широко разинув клюв. Тупик держит по рыбе под каждым крылом и смотрит сердито: «Попробуйте-ка отнимите их у меня!» Эти деревянные птицы очень забавны, и внезапно Нед предстает передо мной в новом свете. Он не просто умелый плотник, а еще и художник с поразительным воображением! В окружении элегантных гостей он явно чувствует себя не в своей тарелке и несколько испуган вниманием своих почитателей.

– Я впервые слышу о вашем таланте, – говорю ему я. – Вы работали у меня несколько недель, но так ни разу и не признались, что вы художник.

Он застенчиво пожимает плечами:

– Это один из моих секретов.

– Может, мне следует выведать еще какой-нибудь?

Даже в пятьдесят восемь Нед все еще умеет краснеть, что, на мой взгляд, просто очаровательно! Я вдруг понимаю, как мало на самом деле знаю о нем. Есть ли у него дети? Он говорил, что ни разу не был женат, и мне становится интересно, какую роль играли женщины в его жизни. Как искусный работник по дереву, он проявил себя сполна, но не рассказывал о себе ничего личного.

В этом смысле мы с ним похожи куда больше, чем ему кажется.

– Я слышала, что ваши работы продаются и в Бостоне.

– Да, тамошняя галерея называет их деревенским искусством или как-то в этом духе. Я так и не понял, комплимент это или повод для драки.

Я оглядываю гостей, которые пьют шампанское:

– Здешний народ не назовешь деревенским.

– Нет, большинство приехало из Бостона.

– Я слышала, что доктор Гордон тоже выставил здесь несколько картин.

– В другом зале. Одну он уже продал.

– Я понятия не имела, что он тоже художник. Еще один человек со скрытым талантом.

Обернувшись, Нед смотрит в другой конец зала.

– Люди – они очень сложные, Эйва, – тихо говорит он. – Иногда то, что на поверхности, не соответствует действительности.

Я бросаю взгляд в ту сторону и вижу, что в галерею входит Донна Бранка. Она тянется за шампанским. Наши глаза встречаются, и на мгновение ее рука застывает над подносом с напитками. Затем Донна подносит бокал к губам, нарочито медленно делает глоток и исчезает, смешавшись с толпой.

– Донна Бранка и Бен Гордон… между ними… гм… что-то есть? – спрашиваю я у Неда.

– «Что-то есть»?

– Ну то есть они встречаются?

Он смотрит на меня, нахмурившись:

– А почему вы спрашиваете?

– Она, кажется, разозлилась, увидев нас с Беном вместе несколько дней назад.

– А вы с ним встречаетесь?

– Бен вызывает у меня чисто человеческий интерес. Он был так добр, что приехал ко мне на вызов, когда я потеряла сознание на прошлой неделе.

Нед долго молчит в ответ, и я уже начинаю опасаться: вдруг я, чужой здесь человек, по незнанию подняла какую-то запретную тему? В таком маленьком городке, как Такер-Коув, жители знают друг друга настолько хорошо, что каждый новый роман, видимо, кажется наполовину инцестом.

– По-моему, у вас есть парень в Бостоне.

– Какой парень?

– Я слышал как-то, что вы говорили с человеком по имени Саймон. Я решил…

Я рассмеялась:

– Это мой редактор. И он в браке с чудесным мужчиной по имени Скотт.

– Ох…

– Так что он точно не кандидат.

Нед смотрит на меня с интересом:

– А вы ищете кандидата?

Я оглядываю мужчин в зале – некоторые очень привлекательны, все полны жизни. В последний раз я ощущала интерес к противоположному полу много месяцев назад, и в течение этого времени все мои желания пребывали в спячке.

– Возможно.

Я беру новый бокал шампанского и направляюсь в соседний зал, обходя женщин в маленьких черных платьях. Как и они, я приехала сюда на лето, однако среди них чувствую себя изгоем. Я и не жительница Мэна, и не коллекционер искусства, я отношусь к отдельно взятой категории – дама-кошатница из дома с привидением. Поскольку я не ужинала, шампанское ударило мне в голову, а потому зал кажется слишком шумным, а освещение слишком ярким. И здесь слишком много произведений искусства. Я осматриваю стены, останавливая взгляд на грязноватых абстракциях и огромных фотографиях ретроавтомобилей. Я искренне надеюсь, что творения Бена Гордона не вызовут у меня отвращения, потому что врать я не умею и не смогу фальшиво восхищаться чьей-то работой. Затем замечаю характерный красный кружок на раме одной из картин, указывающий, что она продана; при ближайшем рассмотрении мне становится ясно, почему неизвестный покупатель выложил за нее две с половиной тысячи долларов. На полотне запечатлено неспокойное море – мечущиеся волны, тревожная полоса штормовых туч на горизонте. Подпись автора – «Б. Гордон» – почти не видна, затерялась среди зеленых вихрей воды.

Рядом висит еще одна картина Б. Гордона, которую пока еще можно купить. В отличие от зловещего морского пейзажа, на ней написан пляж со спокойными волночками, набегающими на гальку. Изображение это настолько реалистично, что его легко можно спутать с фотографией, и я наклоняюсь поближе, чтобы рассмотреть мазки кисти. Каждая деталь – от причудливо искривленного ствола до опутанных водорослями валунов и береговой линии, изгибающейся к островку и вместе с ним напоминающей каменный восклицательный знак, – говорит о том, что это место существует в реальности. Мне стало интересно: сколько часов, сколько дней художник провел на этом пляже, работая, пока не сгущались сумерки и дневной свет не угасал?

– Могу я дерзнуть и узнать ваше мнение – или мне лучше потихоньку улизнуть?

Я была заворожена картиной, поэтому не заметила появления Бена. Он стоит рядом со мной. Несмотря на натиск толпы, он сосредоточен на мне одной, и его взгляд так упорен, что я вынуждена отвести глаза. Снова смотрю на пейзаж.

– Буду абсолютно честна с вами, – говорю я.

– Думаю, мне нужно собраться с духом.

– Когда вы сказали мне, что рисуете, я и предположить не могла, что ваши творения настолько хороши! Эта картина кажется реальной – я словно чувствую камешки под ногами. Признаться, даже жаль, что вы стали врачом.

– Ну, я не особенно стремился в медицину.

– Тогда зачем вы так долго учились?

– Вы же были в моем кабинете. Видели фотографии папы и дедушки. Кажется, в Такер-Коуве всегда был доктор Гордон, и кто я такой, чтобы нарушить эту традицию? – Он печально усмехается. – Отец постоянно говорил мне, что я смогу писать картины в свободное от работы время. Мне не хватило смелости разочаровать его. – И Бен смотрит на морской пейзаж, словно видит в бурных волнах собственную жизнь.