Алекс Д - Выжившая

Жонглируя бутылкой, перекидываясь шутливыми фразами и хохоча до колик в животе, парочка незаметно пересекла границу города. Автомобиль съехал на пустынную грунтовую дорогу, петляющую между перелесками и зелеными полями с разбросанными разноцветными пятнами луговых цветов. Девушка притормозила и заглушила мотор возле заросшего камышом пруда. Не открывая дверцу, счастливая блондинка выпрыгнула из кабриолета в сочную траву и, раскинув руки, подставила лицо солнечным лучам.

– Классное место, да? – спросила не оборачиваясь. Ворчливо квакающие лягушки и болотистый запах не вызывали у молодого человека особого восторга.

– Ты часто здесь бываешь? – скинув наконец пиджак, он вышел из машины и подошел к нежащейся в солнечных лучах новой знакомой.

– Не-а, первый раз. Ехала наобум. Классные места находят меня сами.

– Сомнительное утверждение, – положив ладони на тонкую талию, он резко привлек ее к себе и склонившись, прошептал в белокурую макушку: – В сумерках мы могли бы не заметить пруд и въехать прямо в него. Мы могли утонуть, Шерри, – откинув голову на мужское плечо, девушка запрокинула лицо, взглянув в потемневшие синие глаза.

– Мы умрем не так, – безмятежно улыбнулась она. Он не удивился и не отвел взгляд.

– А как, Шерри? Как мы умрем? – его пальцы скользнули по точеным скулам, проследили линию чувственных губ.

Некоторые встречи и события называют судьбоносными, неслучайными или роковыми, но для этих двоих никогда не существовало общепринятых стандартов. Их знакомство не было ни судьбоносным, ни роковым и больше походило на смертоносное столкновение двух комет, одиноко вращающихся по орбите, или на разрушительный союз двух черных дыр, жадно поглощающих все на своем пути. Их соединение было подобно взрыву, выпустившее в космическую холодную мглу поток ослепительного света, слишком яркого, чтобы увидеть и не ослепнуть, и слишком ядовитого, чтобы почувствовать и не обгореть.

Наверное, мир был бы в большей безопасности, если бы они никогда не встретились, но миру не повезло …

– Руби, повторяю еще раз, – Бен Рэмси ворвался вслед за дочерью в ее комнату, с грохотом хлопнув дверью. – Ты никуда не выйдешь в таком виде, – мужчина подхватил со стула небрежно брошенный банный халат и кинул его в упирающуюся спиной в подоконник не менее разъяренную девушку. – Хватит позорить нас перед соседями. Оденься, ты похожа на трансвестита в этих… даже не знаю, что это на тебе, – заикаясь от гнева, Бен указал на ультракороткие шорты дочери, надетые поверх колготок в крупную сетку. Сверху красовался едва прикрывающий грудь топ в пайетках, а под ним, разумеется, ни малейшего намека на бюстгальтер. Венчали «оригинальный» наряд вульгарные лакированные ботфорты на высоченной платформе. Светлые волосы насупившейся девушки были собраны в высокий хвост, несколько прядей неравномерно выкрашены тушью в черный, на лице боевой раскрас – яркая помада, длинные стрелки до висков, вызывающие навязчивые ассоциации с клыкастыми невестами Дракулы.

– Пап, друзья меня пригласили на тематическую вечеринку, – поймав халат, Руби смяла его в комок и забросила на несобранную с утра кровать.

– До Хэллоуина еще три месяца, – мрачно напомнил Бен. – Видел я твоих друзей пару недель назад, когда забирал тебя из полиции.

– Пап, это другие друзья. И при чем тут Хэллоуин? Я вообще-то Клеопатра, – оскорбленно заявила Руби.

– Ты не выйдешь из дома, пока не умоешься и не переоденешься, – строго и бескомпромиссно пообещал Бен Рэмси. – Не думаю, что египетская царица носила пояс вместо юбки и дырявые чулки.

– Откуда ты знаешь, может именно в эти дырявые сети и угодил Цезарь, – легкомысленно усмехнулась Руби.

– Ты видишь в этом повод для шуток? – грозно спросил Бен, сунув руки в карманы брюк. Всего десяток лет назад, когда Руби была милой девчушкой с золотистыми кудряшками и ангельским личиком, он и подумать не мог, что настанет день, когда ему захочется выпороть дочь ремнем, а еще лучше – отправить в спецучреждение, где ей вправят на место мозги и помогут снова стать собой. Дороти, разумеется, не поддерживала идеи мужа, считая, что у дочери затянувшийся сложный возраст, и возлагала большие надежды на терапию доктора Хадсона. Бен считал иначе. Отчасти винил в происходящем слабохарактерность жены, неспособность дать отпор выходкам Руби. Как женщина и мать она должна была больше понимать, что творится с их дочерью, но та упорно отказывалась замечать, что грань дозволенного давно пройдена, и упорно ждала, что Руби в один прекрасный момент одумается и станет тем милым ребенком, являющимся гордостью родителей до определенного момента. Дороти не хотела верить, что ангельская девочка давно превратилась в неуправляемую бестию, поставившую себе цель довести их обоих до точки кипения. Бен полагал, что Руби психически не здорова, и готов был помочь, но вытворяемые дочерью поступки напрочь уничтожали на корню веру в то, что положительный результат лечения возможен.

– Дороти пожаловалась, что миссис Блум перестала с ней здороваться. Не знаешь почему? – требовательно спросил Бен, приблизившись к подозрительно притихшей дочери.

– Понятия не имею, – качнула головой Руби, с искренним недоумением взглянув на отца. Он не поверил. Виртуозно лгать его дочь научилась еще в пятнадцать.

– А если честно? – настойчиво уточнил Бен. – Мэри всегда была добра к тебе, несмотря на все твои последние «выступления». Что ты сделала, Руби?

– Ничего… – дернула плечами девушка, но Бен не намеревался сдаваться, не получив правдоподобного объяснения.

– Тогда почему она не здоровается?

Руби тяжело выдохнула в знак капитуляции и демонстративно закатила глаза к потолку. Вытащив жвачку изо рта, по привычке прилепила ее к подоконнику, но заметив грозный взгляд отца, поспешно отодрала и сжала в кулаке.

– Мэри сказала, что уезжает к дочери в Индию, и хотела оставить Сэма нам на время. Я предложила его усыпить.

– Усыпить? – изумленно переспросил Бэн. – Ты в своем уме? Сэму больше десяти лет. Этот пес все равно, что член семьи. Как ты могла такое сказать, Руби?

– Мэри так его раскормила, что Сэм вот-вот сам сдохнет от ожирения, – пояснила Руби свою спорную позицию. – По-моему, усыпить его милосерднее, чем залюбить до смерти.