Алекс Д - Выжившая

– Это не твое дело, Руби, как и сколько Мэри кормит свою собаку, – категорично возразил отец.

– Это стало моим делом, когда она попыталась сплавить мне своего пса.

– Ты неблагодарная, Руби. Откуда в тебе столько жестокости и злобы? Что с тобой не так? – в ярости закричал Бен.

– Со мной все так, папа! – окинув отца холодным взглядом, огрызнулась девушка. – Я не изменилась, это вы забыли, что дети не обязаны вести себя и выглядеть так, как вы себе распланировали и навоображали. Если хотите себе идеальную послушную дочку, загляните в пару приютов, может, подберете подходящую.

– Закрой рот! – гневно рявкнул Бен. – Из-за тебя мать стыдится выходить из дома!

– Позор семьи воспитали вы, папа, – бесстрастно прокомментировала Руби. Побагровев от гнева, Бен Рэмси решил не углублять поднятую тему и вернулся к внешнему облику дочери.

– Ты переоденешься прямо сейчас, или я устрою тебе домашний арест, – стальным тоном отрезал он.

– Доктор Хадсон посоветовал использовать решительные меры? Ты выглядишь очень суровым, папа. Я очень боюсь, – она насмешливо скривила губы, примостившись задницей на подоконник.

– Нет, Руби. Твой психиатр настаивает, чтобы мы с мамой не ограничивали твои попытки самовыражения, если они не несут вреда тебе и окружающим, – в голосе отца прорываются усталые нотки. Ссоры с дочерью выматывали мужчину эмоционально и физически, поэтому давно появились подозрения, что это и является ее основной задачей – выжать их обоих. Просто так, без причины, из больного любопытства. Бен чувствовал себя уставшим, и чем сильнее применялись попытки исправить положение, тем отвратительнее вела себя Руби. Дороти была выпотрошена ситуацией с дочерью еще сильнее, чем Бен, и утраченную энергию мужчине приходилось пополнять в других местах. Его жена, если и подозревала неладное, то не озвучивала вслух, по привычке делая вид, что ничего ужасного в их семье не происходит. И только Бен знал наверняка, что никакой семьи больше нет.

– То, что на тебе надето сейчас, способно спровоцировать опасную ситуацию. И в первую очередь для тебя, – резко проговорил мужчина.

– Хорошо, – неожиданно согласилась Руби, обхватив себя руками и опуская взгляд. Он удивленно нахмурился, заподозрив подвох.

– Хорошо? – недоверчиво прищурившись, переспросил отец.

– Ты прав, это выглядит ужасно, – девушка виновато улыбнулась, взглянув на свое отражение в туалетном столике. – Позови маму, пожалуйста. Хочу, чтобы она помогла мне определиться с костюмом, – сложив ладони перед собой, девушка искренне хлопнула густо-накрашенными ресницами.

– Ладно, – сдвинув брови, озадаченно пробормотал Бен. – Позову. Умойся пока.

– Спасибо, пап. Сейчас умоюсь, – улыбка дочери напомнила ту, давно забытую, детскую, наивную и солнечную. В груди отца болезненно дрогнуло сердце. Так хотелось верить ей, несмотря ни на что. Протянув руки, он позволил Руби, как детстве, упасть в его объятия. – Я извинюсь перед Мэри, – пообещала девушка, и отец, взяв ее лицо в ладони, все еще не веря в удивительную метаморфозу, заглянул в распахнутые ласковые глаза Руби.

– Ты правда это сделаешь? – с надеждой спросил Бен Рэмси. Она кивнула, сморгнув заблестевшие слезы.

– Это очень хорошо, Руби. Я пойду за мамой, – нехотя отпустив дочь, мужчина попятился к двери.

– А я умываться, – беспечно воскликнула девушка, провожая отца сияющим любящим взглядом.

Когда спустя три минуты Бен Рэмси вместе с воодушевленной словами мужа Дороти вошли в спальню дочери, их встретил сквозняк, поднявшийся из-за распахнутого окна. Они застыли на пороге, растерянно переглянулись. Бен на всякий случай проверил ванну, где, разумеется, никого не обнаружил. В зеркале над раковиной яркой помадой, точно такой же, какая красовалась на губах дочери, было написано нецензурное слово.

– Бен, у тебя что-то на плече сзади, – пробормотала стоящая за спиной жена. Мужчина завел руку назад и нащупал на своей любимой рубашке приклеенную жвачку.

– Может быть она пошла извиниться перед Мэри? – предположила блаженная Дороти. Бен оставил ее реплику без ответа. Стиснув челюсти до хруста, окинул жену раздраженным уставшим взглядом и решительно вышел в коридор.

– Заночую сегодня в офисе, – сухо бросил жене, торопливо и бесшумно, словно привидение, следующей за ним по пятам.

– Бен… – беспомощно проговорила женщина, сжимая накинутый на плечи вязаный плед. Она постоянно мерзла, даже летом, даже в жару. Бена передернуло от раздражения.

– Ты возражаешь? – остановившись возле входной двери, взял ключи от машины и бросил холодный взгляд на жену. – Давай, я готов выслушать твои возражения. Выскажи мне все, Дороти.

– Бен, – растерянно выдохнула супруга, вздрагивая и кутаясь в плед. Опустив глаза, она так и не нашла подходящих слов и смелости, чтобы «высказать все».

– Мне очень жаль, Дори, – с неожиданной мягкостью в голосе произнес Бен и, подняв руку, ласково дотронулся до ее волос. – Но жить в этом доме стало невыносимо. Мы не справились. Точнее я не справился. Прости меня, Дори.

– Бен, – жена снова повторила его имя, с молчаливой мольбой вцепившись в крепкую мужскую руку.

– Я ухожу, Дороти, – с сожалением произнес Бен. – Насовсем. Собери мои вещи, завтра пришлю за ними кого-нибудь. Сам, наверное, не смогу. Не хочу ее видеть.

– А меня? – захлебываясь горькими слезами, спросила Дороти.

– И тебя. Извини, – вздохнув, мужчина выдернул руку из цепких пальцев плачущей жены. – Прощай, – и вышел в теплый летний вечер.

– Слабак, – фыркнула Руби, увидев с террасы соседского дома, как автомобиль отца резко выезжает с парковочного места. – Тряпка, – добавила с презрением, наблюдая, как рыдающая мать, словно пьяная, бредет к распахнутым воротам, как запирает их, стеная в голос и едва держась на ногах. – Плакса, – озвучила очередной вердикт, прежде чем сделать большой глоток остывшего чая.

– Ты жестока, Руби, – вздохнула расположившаяся напротив миссис Блум.

– Мэри, вкус просто бомбический, – блаженно протянула Руби и, опустив руку под стол, потрепала по холке ленивого бульдога Сэма. – Отец изменяет матери уже много лет, но смелости признаться хватило только сейчас, когда появился козел отпущения, на которого можно свалить свои грешки, – добавила девушка совершенно другим тоном.

– Руби, ты имеешь право злиться на них и отчасти права, – мягко проговорила миссис Блум. – Мы все часто бываем заняты собой, своими отношениями, работой, делами, бытовой рутиной, не замечая, что наши родные и близкие люди меняются, отдаляются, мы не видим сигналы, не слышим их безмолвный крик, а потом теряем навсегда. Конечная стадия самая страшная, потому что за ней не остается ни одного шанса вернуться назад и исправить.